«Лелеющая душу гуманность» в поэзии А. С. Пушкина

О лирике Пушкина говорить трудно. Как объединить вместе несколько сот таких разных во всех отношениях стихотворений? Стихотворений, объединяемых, кажется, лишь одним именем автора Пушкина? Решить эту задачу помогает сам Пушкин. Есть у него произведения, дающие своеобразный ключ к многообразию его лирики, неизменно сопровождавшей его на протяжении его жизненного и творческого пути.

Одно из них новелла «Египетские ночи» . В ней русский поэт Чарский дает приезжему гастролеру-итальянцу тему для стихотворной импровизации: «Поэт сам

избирает предметы для своих песен; толпа не имеет права управлять его вдохновением». Чарский тяжело переживает мучительную зависимость от читателей, требующих, чтобы поэзия поучала и воспитывала их, и желает найти поддержку в своих сомнениях у итальянского импровизатора. В стихотворении, произнесенном итальянцем, поэт объясняет бесцельность, с точки зрения толпы, своей деятельности тем,. .. что ветру и орлу. И сердцу девы нет закона. Таков поэт, как Аквилон, Что хочет, то и носит он…

И далее итальянец говорит о «быстроте впечатлений», которые производит на поэта окружающий мир.

Такое же понимание деятельности поэта содержится в стихотворении «Эхо» . Всякое впечатление бытия порождает в творческом сознании поэта «отклик», «ответ»: Тебе ж нет отзыва… Таков ты и поэт! заканчивает Пушкин стихотворение, уподобляя поэта-лирика эху. Что поэт здесь имеется в виду лирический, ясно из перечисления «впечатлений»: охота на зверя, гром, пение девы, буря и водные валы, сельские пастухи все это темы для лирика и, отметим, с известной точки зрения, темы весьма мелкие. Ведь здесь нет ни политики, ни морали того, что бы воспитывало, в недостатке чего упрекали Пушкина и критики декабристы, и критики охранители, а после смерти поэта и революционные демократы, особенно Писарев. Лирическая стихия пронизывает все крупные стихотворные формы Пушкина, поэтому и «Руслан и Людмила», и «Евгений Онегин», и «Домик в Коломне» вызывали упреки в болтовне, отсутствии связи прекрасных картин, отсутствии общей мысли. Но есть и лирика, тем более пушкинская. Все проявления жизни равны перед поэтом и равно достойны стать предметом его лирического шедевра.

В этом смысл прекрасной фразы из 5-й статьи Белинского о Пушкина: «Общий колорит поэзии Пушкина и в особенности лирической внутренняя красота человека и лелеющая душу гуманность». Последнее слово в обыденной речи часто понимают мелко: как доброе, милосердно-жалостливое отношение к человеку. Это верно, но за что? почему? Вот определение гуманности из новейшего философского словаря: «гармоническое развитие свойственных человеку ценностных способностей чувства и разума», «высшее культурное и нравственное развитие» их «в эстетически законченную форму». Т. е. гуманность это красота, формула Белинского тафталогична, красота оказала лелеющее действие на душу критика-демократа. И он прав и глубок в своем определении: ценностные способности чувства и разума поэта вот источник многообразия пушкинской лирики, уникальная способность Пушкина самый ничтожный и низкий предмет возвести в перл создания.

Я считаю, что разговор о лирике Пушкина по «темам»: тема дружбы, тема свободы и т. д. неплодотворен, ибо он обязательно избирателен.

При тематическом подходе полнота пушкинской личности, беззаконная свобода, с которой он переходил от темы к теме, пропадают.

06 этом же свидетельствует и применение к Пушкину понятия «лирический герой». Если понимать под этим литературоведческий термин, то в лирике Пушкина лирического героя нет. Лирический герой предполагает наличие в лирике поэта единства авторского сознания, его сосредоточенность на определенном круге проблем, настроений и т. п. Но главное, что личность не только субъект, но и объект произведения, его тема. Для Пушкина лирика, такая сосредоточенность на теме собственного Я не характерна, в отличие от Тютчева, Фета и особенно Лермонтова. Для Пушкина его собственное Я одна из тем, одно из проявлений равноценного во всех своих направлениях мира. Сказать, каков был человек, написавший «Поэт!» , «К вельможе», «Бесы», «Элегию» , «Ответ Анониму» «Миг вожделенный настал» , на основании содержания этих стихов невозможно, ибо здесь не видно единства личности. Точнее, оно есть, но самое общее носитель творческого сознания, субъектная призма, обладатель «магического кристалла», или вот еще пушкинская формула: «Все волновало нежный ум». Зато у Лермонтова, Блока, дореволюционного Маяковского единый лирический герой проявлен вполне определенно.

Анализ одного стихотворения, выбранного из множества, начинается с обоснования этого выбора. Трудно поверить современному школьнику или абитуриенту, заявляющему: «Мое любимое стихотворение Пушкина «К Чаадаеву» — и начинающему его «анализировать». Поэтому мы предложим в качестве образца анализа «взрослое» стихотворение Пушкина, о котором вряд ли упоминают в школе, но для такого анализа важно, чтобы выбравшая лирическая миниатюра «говорила» уму и сердцу интерпретатора, ведь индивидуальность проявляется прежде всего в непосредстаенном отношении.

В 30-е годы Пушкин мало печатал стихотворений, выходил к читателю как прозаик, драматург, историк, журналист и критик. Лирика этого времени стала известна лишь после смерти поэта.

Осталось в рукописях и стихотворение, начинающееся строкой «Не дорого ценю я громкие права» и имеющее взятый Пушкиным в скобки заголовок «Из Пиндемон-ти». Пиндемонти современный Пушкину итальянский поэт, и заголовок указывает, что стихотворение или его основные идеи заимствованы. Но исследователи не нашли у Пиндемонти ничего подобного пушкинской миниатюре. Выходит, что поэт, даже не собираясь публиковать стихотворение, даже в рукописи, для себя стремился замаскировать, ослабить свое авторство, отвести его от себя хоть частично, настолько необычно и содержание стихотворения. О чем же оно? О свободе, но понимание ее вовсе не такое, как в вольнолюбивых стихах 15-летней давности. Там свобода прежде всего политическая. «Из Пиндемонти» даже сейчас поражает откровенностыо проповедуемой в нем полной аполитичности и поэта и человека. И выясняется удивительная вещь: как современно звучит стихотворение далекого 1836 года в наших нынешних перестройках и потрясениях! Пушкин начинает с отрицания ценности Декларации прав человека, от которой и сейчас в нашей стране продолжает «не одна кружиться голова». Поэта абсолютно не соблазняет власть как самодержавная, так и парламентско-демократическая. И даже свобода слова вызывает лишь презрительную насмешку: «печать морочит слухов». Тогдашняя цензура вряд ли разрешила стихотворение.

Стихотворение редко упоминалось и в массовых пушкиноведческих изданиях при Советской власти.

Итак, свобода от политики, от властей, от народа, от средств массовой информации. «Иные, лучшие мне дороги права; , чтобы иметь возможность все время, всю жизнь наслаждаться красотами природы и умиляться творениями искусства. «Вот счастье! вот права…» обрывает он последнюю строчку.

Написанное 6-стопным ямбом с парной рифмовкой стихотворение публицистично. В нем много высокой общественно-политической лексики, но в контексте иронически сниженных, почти бранных речений она получает безусловно отрицательную оценочную окраску, которую замыкает известная гамлетовская формула: «Слова, слова, слова».

Поэтому традиция гражданской лирики, политической сатиры, к которой тяготеет стихотворение в жанровом отношении, фактически отрицается Пушкиным как в ее декабристском, так и последекабрьском в вариантах. Тем не менее ораторское начало этой поэзии играет решающую роль в синтаксическом строе «Из Пиндемонти»: вторая «позитивная» часть стихотворения открывается стихотворными переносами анжамбманами: Никому /Отчета не давать…; самому/ Служить и угождать; для власти, для ливреи/Не гнуть… В стихотворении наглядно проявляется важнейшая черта стилистики позднего Пушкина: соединение высокого и низкого, но не как смесь, а синтез этих начал в новое качество пушкинского стиля так удивил его современников.


1 Star2 Stars3 Stars4 Stars5 Stars (1 votes, average: 5,00 out of 5)

«Лелеющая душу гуманность» в поэзии А. С. Пушкина