А. С. ПУШКИН — ВЕЛИКИЙ РУССКИЙ ПОЭТ
О лирике ПушкинА говорить трудно. Как
объединить вместе множество таких разных
во всех отношениях стихотворений? Стихо-
творений, объединяемых, кажется, лишь од-
ним — именем автора?
Решить эту задачу помогает сам поэт.
Есть у него произведения, подводящие свое-
образный итог всему творческому пути. Од-
но из них — новелла «Египетские ночи».
В ней русский поэт Чарский дает приезжему
гастролеру-итальянцу тему для стихотвор-
ной импровизации: «Поэт сам избирает пред-
меты для своих песен; толпа
52
управлять его вдохновением». Чарский тя-
жело переживает мучительную зависимость
от читателей, требующих, чтобы поэзия по-
учала и воспитывала их, и желает найти под-
держку в своих сомнениях у итальянского им-
провизатора. [В стихотворении, произнесенном
итальянцем, поэт объясняет бесцельность,
с точки зрения толпы, своей деятельности:
…Что ветру и орлу
И сердцу девы нет закона.
Таков поэт: как Аквилон,
Что хочет, то и носит он…
И далее итальянец говорит о «быстроте
впечатлений», которые производит на поэта
окружающий мир.
Такое же понимание деятельности поэта
находим в стихотворении «Эхо». Всякое впе-
чатление бытия порождает в творческом со-
знании поэта «отклик», «ответ»:
Тебе ж нет отзыва…
Таков и ты, поэт! —
заканчивает Пушкин стихотворение, уподоб-
ляя поэта-лирика эху. Перечисленные «впе-
чатления»: охота на зверя, гром, пение девы,
буря и водные валы, сельские пастухи — все
это темы для лирики и, отметим, с известной
точки зрения, темы весьма мелкие. Ведь
здесь нет ни политики, ни морали, ни того,
что бы воспитывало. Именно в отсутствии
«гражданственности» упрекали ПушкинА
критики — декабристы, а после смерти по-
эта — и революционные демократы, особен-
но Писарев.
Лирическая стихия пронизывает все круп-
ные стихотворные формы ПушкинА, поэтому
и «Руслан и Людмила», и «Евгений Онегин»,
и «Домик в Коломне» вызывали упреки в
болтовне, в отсутствии связи картин, отсут-
ствии общей мысли. Но в этом суть лирики,
тем более пушкинской. Все проявления жиз-
ни равны перед поэтом и равно достойны
стать предметом его лирического шедевра.
В этом смысл прекрасной фразы из 5-й ста-
тьи Белинского о ПушкинЕ: «Общий колорит
поэзии ПушкинА, и в особенности лиричес-
кой, — внутренняя красота человека и леле-
ющая душу гуманность». Последнее слово
в обыденной речи часто понимают мелко: как
доброе, милосердно-жалостливое отношение
к человеку. Вот определение гуманности из
новейшего философского словаря: «Гармони-
ческое развитие свойственных человеку цен-
ностных способностей чувства и разума»,
«высшее культурное и нравственное разви-
тие» их «в эстетически законченную форму».
То есть гуманность — это красота, и форму-
ла Белинского тавтологична: красота оказала
лелеющее действие на душу критика-демо-
крата. И он прав и глубок в своем определе-
нии: ценностные способности чувства и разу-
ма поэта — вот источник многообразия пуш-
кинской лирики, уникальная способность
ПушкинА самый ничтожный и низкий пред-
мет превратить в венец создания.
Я считаю, что деление лирики ПушкинА
на темы (дружбы, свободы и т. д.) неплодо-
творно, ибо всегда избирательно. Об этом
свидетельствует применение к ПушкинУ по-
нятия «лирический герой». Если понимать
под этим литературоведческий термин, то в
лирике ПушкинА лирического героя нет. Ли-
рический герой предполагает единство ав-
торского сознания, его сосредоточенность на
определенном круге проблем, настроений
и т. п. Но главное, что личность — не только
субъект, но и объект произведения, его тема.
Для ПушкинА-лирика такая сосредоточен-
ность на теме собственного Я не характерна,
в отличие от Тютчева, Фета и особенно Лер-
монтова. Для ПушкинА его собственное Я —
одна из тем, одно из проявлений равноценного
во всех своих проявлениях мира. Сказать, ка-
ков был человек, написавший стихотворения
«Поэту» («Поэт! не дорожи любовию народ-
ной…»), «К вельможе», «Бесы», «Элегия» («Бе-
зумных лет угасшее веселье…»), «Ответ Ано-
ниму», «Миг вожделенный настал» (берем
подряд стихи 1830 года), на основании содер-
жания этих стихов невозможно, ибо здесь не
видно единства личности. Точнее, оно есть,
но самое общее — это носитель творческого
сознания, субъектная призма, обладатель
«магического кристалла». Вот пушкинская
формула: «Все волновало нежный ум». Зато
у Лермонтова, Блока, дореволюционного Ма-
яковского единый лирический герой прояв-
лен вполне определенно.
Анализ одного стихотворения, выбранно-
го из множества, начинается с обоснования
этого выбора. Трудно поверить современному
школьнику или абитуриенту, заявляющему:
«Мое любимое стихотворение ПушкинА —
53
«К Чаадаеву». Поэтому мы предложим в ка-
честве образца анализа «взрослое» стихотво-
рение ПушкинА, о котором вряд ли упомина-
ют в школе, но для такого анализа важно,
чтобы выбранная лирическая миниатюра
что-либо «говорила» уму и сердцу.
В 30-е годы Пушкин мало печатал стихо-
творений, работал над прозой, выступал как
драматург, историк, журналист и критик. Ли-
рика этого времени стала известна лишь по-
сле смерти поэта.
Осталось в рукописях и стихотворение,
начинающееся строкой «Не дорого ценю я
громкие права…» и имеющее взятый Пушки-
ным в скобки заголовок «Из Пиндемонти».
Пиндемонти — современный ПушкинУ ита-
льянский поэт, и заголовок указывает, что
стихотворение или его основные идеи заимст-
вованы. Но исследователи не нашли у Пинде-
монти ничего подобного пушкинской миниатю-
ре. Выходит, что поэт, даже не собираясь пуб-
ликовать стихотворение, даже в рукописи,
для себя, стремился скрыть свое авторство.
Стихотворение воспевает свободу, но понима-
ние ее вовсе не такое, как в вольнолюбивых
стихах 15-летней давности. Там свобода пони-
малась прежде всего как политическая. «Из
Пиндемонти» даже сейчас поражает откровен-
ностью проповедуемой в нем полной аполи-
тичности и поэта и человека. И выясняется
удивительная вещь: как современно звучит
стихотворение далекого 1836 года в наших ны-
нешних условиях! Пушкин начинает с отрица-
ния ценности «громких прав» человека, от ко-
торых и сейчас в нашей стране продолжает
«не одна кружиться голова». Поэта абсолютно
не соблазняет власть как самодержавная, так
и парламентско-демократическая. И даже сво-
бода слова вызывает лишь презрительную на-
смешку — «печать морочит олухов».
Стихотворение редко упоминалось и в мас-
совых пушкиноведческих изданиях при Со-
ветской власти, так как провозглашало свобо-
ду от политики, от властей, от народа, от
средств массовой информации. «Иные, лучшие,
мне дороги права; иная, лучшая, потребна мне
свобода…». Какая же? Это свобода творца и че-
ловека. Пушкин утверждает, что поэт имеет
право на эгоизм: «Себе лишь одному служить
и угождать». Этот желанный, но так и не об-
ретенный поэтом идеал пронизывает все мыс-
ли ПушкинА в последние годы жизни. Слу-
жить себе, по мысли ПушкинА, значит лелеять
в себе частицу эстетического идеала, искру бо-
жественной красоты. Для этого поэт, никогда
не покидавший пределов отечества, требует
свободы передвижения («скитаться здесь и
там»), чтобы иметь возможность все время,
всю жизнь наслаждаться красотами природы
и умиляться творениями искусства., «Вот сча-
стье! вот права…» — обрывает он последнюю
строчку. Написанное 6-стопным ямбом с пар-
ной рифмовкой (александрийским стихом) сти-
хотворение публицистично. В нем много высо-
кой общественно-политической лексики, но в
контексте иронически сниженных, почти бран-
ных речений (сладкая участь, морочить олухов,
чуткая цензура, балагур, ливрея, гнуть шею)
она получает безусловно отрицательную оце-
ночную окраску, которую замыкает известная
гамлетовская формула: «Слова, слова, слова..,».
Поэтому традиция гражданской лирики,
политической сатиры, к которой тяготеет сти-
хотворение в жанровом отношении, фактиче-
ски отрицается ПушкинЫм как в ее декаб-
ристском (Рылеев, Кюхельбекер), так и после-
декабрьском («Дума» Лермонтова) вариантах.
Тем не менее ораторское начало этой поэзии
играет решающую роль в синтаксическом
строе «Из Пиндемонти»: вторая «позитивная»
часть стихотворения открывается стихотвор-
ными переносами:
Никому
Отчета не давать…; самому
Служить и угождать; для власти, для ливреи
Не гнуть…
В стихотворении наглядно проявляется
важнейшая черта стилистики позднего Пуш-
кина: соединение высокого и низкого, но не
как смесь, а как синтез этих начал в новое
качество пушкинского стиля, который так
удивил современников поэта.