Анализ-сравнение рассказов Леонида Андреева «Бездна» и Максима Горького «Страсти-мордасти»
Прежде чем начать аналитическое сравнение этих двух рассказов таких самобытных русских писателей, как Леонид Андреев и Максим Горький, зададимся следующими вопросами:
1. Чем отличаются концепции двух рассказов?
2. Что увидел Леонид Андреев за хрупкостью этических норм человеческой культуры?
3. Как читающая Россия отнеслась к рассказу?
4. Почему Горький, взявший поначалу сторону Андреева, в «Несвоевременных мыслях» говорит, что «жизнь подтверждает самые мрачные фантазии» автора этого рассказа?
5. Наум Коржавин писал
6. Почему в заглавии Андреева используется тютчевское понятие «бездны»?
7. Как соотносятся с этими рассказами открытия Ф. М. Достоевского?
Декадентство Андреева и романтизм Горького сделали взгляды писателей на взаимоотношения мужчины и женщины, на возникновение животных инстинктов в человеке совершенно полярными.
Сюжеты обоих рассказов развиваются в диаметрально противоположных направлениях. В «Бездне» Л. Андреева мы видим влюбленную пару. Зиночка и Немовецкий полны надежд на будущее, мечтают о жертвенной любви и, может быть, считают, что любят друг друга. Этому способствует и великолепный пейзаж, их окружающий. Начало, как мы видим, вполне романтическое. Но вдруг сюжет делает резкий поворот — и позолота, лак сентиментальности слетают, обнажая бездны человеческой души. «Бездна!» Выходят на поверхность все низменные животные инстинкты подсознания — и образованный молодой человек морально опускается ниже бродяг, уподобляется зверю, сохраняя лишь одно человеческое качество — «способность лгать». Да… Глубины подсознания пугают, даже сам человек порой не знает, на что он способен…
М. Горький исходит совершенно из другого постулата. Атмосфера начала рассказа «Страсти-мордасти» настраивает на разврат, грязь, падение, но неожиданная коллизия — и романтические чувства возникают там, где их, казалось бы, быть не может. На дне жизни человек не опускается до состояния животного, а даже возвышается до сострадания, до помощи слабому, до великодушия.
Мы видим зеркальное отражение как бы двух фабул — Горький находит романтизм на «окраинах жизни», а Андреев показывает страшные бездны души обычного человека. Надуманные этические нормы человечества лишь прикрывают его порочные желания, его развращенную сущность. Люди не умеют любить и понимать друг друга… Печорин говорил, что женщина подобна цветку — подышать «ароматом досыта, бросить на дороге: авось кто-нибудь поднимет…» В каждом мужчине подсознательно дремлет уверенность, что это правда, что именно так и нужно поступать: и невинная наивная Зиночка втоптана в грязь…
Я не думаю, чтоб людям нравилось, когда о них говорят правду, показывают самые замусоренные, засаленные уголки их души… Думается, что читающей Россией не был ни понят, ни принят этот рассказ. Психологи никогда не были в почете у народной массы. Но интеллектуалы поняли, что «жизнь подтверждает самые мрачные фантазии автора» . И я, исходя даже из моего семнадцатилетнего опыта, могу согласиться с этим. Кто-то из современных великих людей сказал, что человеческая душа — помойная яма жизни… Это — так?! Так! Так…
Мы же, люди, часто не желаем этого сознавать, всячески отрицаем свою низость, тем не менее — увы, часто! — с упоением бросаемся в нее, ища наслаждения в пороке…
Глубины человеческой души, психические отклонения волновали русскую литературу еще в XIX веке, психология, иными словами, всегда интересовала литературу, питала ее сюжеты. Вспоминаются сразу Тютчев и Достоевский с их проникновением в «бездны». Достоевский изучал глубины души человеческой, отыскивая в них самое страшное, на что хотелось бы закрыть глаза, но что существует независимо от нашего сознания и желаний. В страшных образах Свидригайлова, Рогожина, даже Раскольникова, по сути, не должно быть ничего страшного — это обычные люди… У них есть голова, руки, ноги, но их психика обнажена писателем-психологом, и — «хаос шевелится…»!
В понимании Тютчева бездна — весь мир, вся Вселенная, включая человека с его стремлениями, желаниями, потребностями… «Нет преград меж ей и нами — Вот почему нам ночь страшна». Страшен окружающий мир, но и заглянуть в себя — страшно!
(1 votes, average: 5,00 out of 5)