«ЧЕРНАЯ ЗЛОБА, СВЯТАЯ ЗЛОБА» (А. Блок и революция)
Неотвратимость возмездия. Пожалуй, это
главное в блоковском восприятии революции.
Слишком долго в стране царили унижение, и
«грязь, и мрак, и нищета». Слишком долго
правили «сытые».
Капитализм воспринимался Блоком как не-
что чуждое, дьявольское, демоническое. Бес-
правные, замученные непосильным трудом ра-
ботяги, согнутые спины — это жизнь. Но жел-
тые, как глаза ночного зверя, окна, этот
«недвижный кто-то, черный кто-то», который
то считает народ, то нехорошо смеется — кто
он? Это описание
хотворении.
…Недвижный кто-то, черный кто-то
Людей считает в тишине.
Я слышу все с моей вершины:
Он медным голосом зовет
Согнуть измученные спины
Внизу собравшийся народ.
Они войдут и разбредутся,
Навалят на спины кули,
И в жолтых окнах засмеются,
Что этих нищих провели.
И на фоне нищеты крестьян и рабочих —
убогость существования тех, кому по воле
судьбы досталась более благополучная жизнь.
И что же — «они скучали, и не жили», эта
благополучная жизнь была абсолютно пуста
и никчемна, чинные обеды, какие-то стару-
хи.:. И — возмущение оттого, что «встрево-
жен их прогнивший хлев». «Шипят перга-
ментные речи, с трудом шевелятся моз-
ги»… На пороге революция 1905 года.
И жгут им слух молъбы о хлебе
И красный смех чужих знамен!
Старый мир доживает последние дни. Бог
с ним, пусть доживает, но «чистым детям не-
прилично их старой скуке подражать».
Революция — первая, провальная — ока-
зывается трагической и кровавой. Гибнут не-
винные люди.
Шли на приступ. Прямо в грудь
Штык наточенный направлен.
Кто-то крикнул: «Будь прославлен!»
Кто-то шепчет: «Не забудь!»
Рядом пал, всплеснув руками,
И над ним сомкнулась рать.
Кто-то бьется под ногами,
Кто — не время вспоминать.
Только в памяти веселой
Где-то вспыхнула свеча.
И прошли, толпой тяжелой
Тело теплое топча…
Но тогда все заслоняет романтика:
Что же! Громче будет скрежет,
Слаще боль и ярче смерть!
Не жаль такой жизни — полной бессмыс-
ленной, отупляющей работы. Не жаль и тако-
го прошлого с его мертвящей скукой и пош-
лостью, с его удушающей несправедливос-
тью. Хочется перемен, о революции грезится,
как о грозе — что грянет, очистит, освежит.
Да и сколько народу терпеть?
В голодной и больной неволе
И день не в день, и год не в год.
Когда же заколосится поле,
Вздохнет обиженный народ?
Неотвратимость революции понимали
практически все. Но вот — грянула. И что
же? Террор, разруха, первобытная ди-
кость.
Блок так объяснял происходящее в стра-
не: «Почему дырявят древний собор? — По-
тому, что сто лет здесь ожиревший поп,
икая, брал, взятки и торговал водкой. Поче-
му гадят в любезных сердцу барских усадь-
бах? — Потому, что там насиловали и поро-
ли девок: не у того барина, так у соседа».
Он писал о том, что к революции прима-
зались «сотни жуликов, провокаторов, чер-
носотенцев, людей, любящих погреть руки».
Он еще не знал, как много будет этих прима-
завшихся, и сколько власти они приберут к
рукам…
Пока интеллигенция оплакивает уте-
рянную Россию, Блок пишет «Двенадцать».
И старый мир в поэме, «поджавший хвост», —
это глупая старушка-курица, буржуй, «как
пес голодный», писатель, витийствующий
о гибели, брюхастый поп, барынька в кара-
куле… И — все. Нет, он не идеализирует
пришедших на смену. Все эти петьки и анд-
рюхи с их «грустной злобой», кипящей в гру-
ди, с бессмысленным убийством, в поисках
«незримого врага», «ко всему готовы, ничего
не жаль» — все это далеко от совершенства.
Но с ними — Иисус Христос. Ибо с кем и
быть Ему, если не с униженными, лишен-
ными любви, тепла, — не с сильными же ми-
ра сего!
Когда-то Блок потерял горячо любимую
жену — потому что не видел, не замечал жи-
вого человека за придуманным образом. Те-
перь он так же идеализирует революцию, не
в силах поверить в неправильность выбран-
ного Россией пути.
Он умер очень рано, в 1921 году. Это, воз-
можно, спасло его от более горькой судьбы —
погибнуть от рук тех, кого славил, во имя идеи
пренебрегая такими «мелкими» трагедиями,
как искалеченные судьбы, казни…
(1 votes, average: 5,00 out of 5)