«Дело» Сухово-Кобылина в кратком содержании
Минуло шесть лет со времени расстроившейся свадьбы Кречинского. Казалось бы, помещик Муромский, его сестра Атуева и дочь Лидочка должны себе мирно жить в деревне, позабыв о «пасквильной» истории с фальшивым бриллиантом.
Но отчего же они снова в столице, на сей раз — в Петербурге? Зачем проживают здесь последние деньги, продавая и закладывая имения? Почему рыдает и сохнет Лидочка?..
Стряслось бедствие. И название этому бедствию — Дело. Оно расследуется уже пять лет. Уже обошло все судебные и апелляционные инстанции — от Гражданской
Но что за дело? Неужели Кречинский попался-таки на судейский крючок? О, нет! Дело — как ни странно — зовется делом Муромских. Следствие ведется против Лидочки. Ее подозревают! И в чем же?! В том, во-первых, что она знала о намерении Кречинского обокрасть Муромского. Во-вторых — оказала ему в этом помощь. И в-третьих — эту преступную помощь она оказала ему потому, что состояла с ним в противозаконной любовной связи.
Но это же бред!.. Неужели же российские чиновники — «Начальства», «Силы» и «Подчиненности», как их классифицировал автор пьесы в разделе «Действующие лица», — не видят, сколь далеки эти подозрения от сути дела? Или они законченные идиоты?! АН нет — светлые головы! И это лучше других понимает прожженный, но по-своему благородный игрок Кречинский. «С вас хотят взять взятку — дайте; последствия вашего отказа могут быть жестоки», — предупреждает он Муромского в письме, присланном еще в начале следствия. Возможность урвать крупную взятку — вот в чем вся суть дела для судейских крючкотворов.
Именно с этой целью они и поворачивают следствие против дочери Муромского. С Кречинского ведь взять нечего. Впрочем, «взять» с него попытались: ему было «сделано предложение учинить некоторые показания касательно чести» Лидочки. Но Кречинский не согласился. Однако Лидочку это не спасло. «Нужные» показания дали Расплюев и повар Муромских.
И вот теперь наступают те «жестокие последствия», о которых предупреждал Кречинский. Лидочку уже с головой втянули в дело — ей уж «очные ставки хотят дать». И с кем! С поваром Петрушкой, с мошенником Расплюевым, да еще на предмет ее прелюбодейной связи с Кречинским!
Со всех сторон Муромского убеждают поклониться «Ваалову идолу» — Чиновнику, — принести ему жертву, дать взятку! Особенно настаивает на этом управляющий имениями Муромского Иван Сидоров Разуваев, человек, сердечно преданный семейству. По своему опыту он знает, что иначе не вырваться из когтистых лап дьявольского чиновничьего племени.
О взятке можно намекнуть через доверенного человека. А человек такой есть. Это коллежский советник Кандид Касторович Тарелкин. Он, кажется, старается помочь Муромским, навещает их квартиру, дает советы. А самое главное, он служит под началом действительного статского советника Максима Кузьмича Варравина, в руках у которого находится дело.
Скрепя сердце, Муромский соглашается действовать через Тарел-кина. Разуваев с мужицкой ловкостью дает понять Тарелкину, что его барин желает встретиться с Варравиным. И с той же ловкостью дает Тарелкину взятку — «подмазывает колеса». Тарелкин обещает устроить Муромскому прием у Варравина. Вот теперь дело уладится. Тем более, что Тарелкин, как уверяет Муромского Разуваев, не случайно свел знакомство с семейством: «это подсыл», — утверждает смекалистый мужик. И он прав.
Тарелкин не просто подчиненный — он «приближенное лицо к Варравину». Он тут же докладывает шефу об успехе предприятия, а заодно и о материальных обстоятельствах семейства — какие имения проданы, какие заложены, то есть сколько теперь денег можно сорвать с просителя. «Особенной массы нельзя!» — предупреждает Тарелкин, хотя сам он кровно заинтересован в «особенной массе»: во-первых, дело наполовину устроил он, и, значит, начальник должен с ним поделиться, а во-вторых, положение Тарелкина бедственное — есть приличная должность и чин, а за душою ни гроша Когда представится «Сила и Случай», Тарелкин и сам обдерет кого угодно «до истощения, догола!». Но сейчас случай не тот. Обстоятельства Муромских затруднительны. Варравин же горит желанием хапнуть целое состояние — аж 30 тысяч! Ну, нет — «хватили». Проситель едва наскребет 25. Что ж, пойдет и столько! Да нет же, просителю нужно еще раздать долги… С большим трудом Тарелкину удается умерить пыл начальника до 20 тысяч.
И вот Муромский уже в кабинете Варравина. Идет торг.
Муромский со свойственным ему простодушием уверяет, что товар, коим богиня правосудия Фемида в лице Варравина торгует на своих весах, в сущности, простой. Дело только «от судопроизводства получило такую запутанность».
Но Варравин показывает Муромскому, насколько тонок и хитер, а значит, дорог товар. Ведь дело «качательное и обоюдоострое», — оно таково, что «если поведете туда, то и все оно пойдет туда а если поведется сюда, то и все пойдет сюда». Как это? А вот так: два свидетеля — Расплюев и полицейский чиновник Лапа — показали на допросе, что Лидочка, отдавая ростовщику подлинный бриллиант, воскликнула: «это была моя ошибка!», другие свидетели — сам Муромский и Атуева — утверждают, что она просто сказала: «это была ошибка». Вот где каверза! Если — просто «ошибка», то Лидочка ни в чем не повинна, а если она «употребила местоимение «моя», то это значит, что Лидочка непосредственная участница преступления, любовница Кречинского и прочее. На этом-то и держится все огромное дело, сохраняя «качательность и обоюдоострость» — важнейшие свойства, которые дают возможность брать смело и много «под сенью и тенью дремучего леса законов», не опасаясь высшего начальства. Оно не спросит — а по какой это причине дело вдруг повелось «туда, а не сюда»? УЖ не взяткой ли тут попахивает? Нет, закон позволяет Варравину опираться на показания любой из пары свидетелей. Так что в его руках не только весы Фемиды, но и ее карающий меч. А куда этот меч ударит — зависит, конечно, от суммы взятки.
Но с суммой-то Варравин как раз и «хватил» — не послушал Та-релкина! Вдохновленный растерянностью просителя, он требует не 20, а 24 тысячи, и притом серебром! А это 84 тысячи на ассигнации — стоимость родового имения Муромского! Что ж, продавать его и идти по миру?! Так нет же!! Не отдаст он чиновнику Стрешнево — «прах отцов» и «дедов достояние»! Он пойдет теперь не к «Силам», а к «Начальствам» — к Важному лицу, «тайному советнику по службе» и «Князю по рождению», в чьем управлении находится весь департамент. УЖ он-то поможет своему брату-дворянину, и денег ему не надо — богат!
Эти мысли Муромского, высказанные наедине с собой, подслушивает Тарелкин. Он тут же докладывает Варравину о намерении просителя искать правды выше. УЛОВ уплывает из рук! Князю ведь и в самом деле может стукнуть в голову такая дурь — снизойти к горю помещика: он человек настроения. Последнее обстоятельство как раз-таки и учитывает Варравин, и потому он спокоен. Он приказывает Тарелкину устроить так, чтобы Муромский попал на прием к его сиятельству «в самую содовую», то есть утром, когда Князь, страдающий желудком, принимает содовую воду и находится в самом дурном расположении духа. И Тарелкин устраивает это.
Проситель на приеме. И все идет отлично. Пока несчастный Муромский растерянно и путано объясняет, что дело «из ничего составилось, намоталось само на себя», Князь, мучаясь желудочными коликами, отдувается и потирает живот — ни до какого дела ему, разумеется, дела нет! Варравин, присутствующий тут же, уже празднует в душе победу. Но что это?! Куда катится разговор?! В тартарары! Взбешенный оскорбительным равнодушием сиятельного чиновника к делу и к нему, дворянину и старому офицеру, воевавшему с Бонапартом за Царя и Отечество, Муромский дерзит Князю! Поносит законы!!! Суды!!! Скандал! Бунт! Тащить его в полицию!.. Или в желтый дом! — он ведь ранен в голову под Можайском… Муромского выставляют вон.
И вот теперь Князю уже есть дело до дела Муромских. Он приказывает Варравину выбрать из следственных документов те «существенные факты», которые наводят подозрение на преступную связь «девчонки» с «молодцом» Кречинским, и «все Дело обратить к переследованию и к строжайшему… строжайшему» — против Муромских. Варравин в отчаянии. Князь все «изгадил». Дело теряет «обоюдоострость». Взятка срывается! Ведь Муромский «опасен. Если взять, а дела ему не сделать — он, пожалуй, скандал сделает». А повернуть дело «и так и сяк» уже нельзя — оно уже повернуто «Начальствами». Что делать?!
Тарелкин подсказывает ему — надо брать! Князь ведь убедился, что проситель не в своем уме — «ему веры нет», пусть скандалит… Отличная идея! Варравин делает вид, что он целиком ее принимает. Да, он будет брать. Но Тарелкин и не подозревает, что у начальника созрела другая идея, гораздо более тонкая, преисполненная изощренного чиновничьего коварства!
Семейство, окончательно убитое тем обстоятельством, что Лидочке грозит полное бесчестие — медицинское освидетельствование на предмет ее девственности, готово дать любую взятку. Варравин просит теперь 30 тысяч. Что ж! Деньги собирают в складчину — вносит свою долю даже Разуваев, продаются фамильные бриллианты. Сумма составлена и уложена в пакет.
Варравин ждет Муромского с этим пакетом у себя в кабинете. Готовится брать. Однако странные дает распоряжения. Зачем-то приказывает Тарелкину вызвать экзекутора Ивана Андреевича Живца и поставить его в приемной. Дальнейшее еще более изумительно.
Является проситель. Варравин закрывается с ним в кабинете. Из кабинета Муромский выходит, окрыленный надеждой: пакет с деньгами он передал Варравину, и тот, слава богу, обещал уладить дело! Муромский уходит. Варравин тут же появляется в дверях кабинета. В руках у него пакет с деньгами — тот самый, который он получил от Муромского. Экзекутору он велит оставаться на месте. Зовет курьера и требует, чтобы тот немедленно догнал и вернул просителя. Муромского приводят. Варравин картинным жестом бросает ему пакет с деньгами: взяток Варравин не берет! его не купишь!! Пусть Муромский забирает деньги и убирается вон со своим пасквильным делом! Иначе Варравин «представит» его «всей строгости законов» за дачу взятки государственному чиновнику — экзекутор свидетель…
Полный бред! Варравин не взял! Идиот он, что ли?! Нет, светлая голова! Денег-то в пакете уже далеко не 30 тысяч. Там всего 1350 рублей! Варравин взял. Но взял так, что Важное лицо и Весьма важное лицо — отцы-начальники, явившиеся на шум, а также прочие лица стали свидетелями его неподкупности. Варравин обыграл всех, в том числе и Тарелкина, который не получил ничего, хотя и разгадал с опозданием замысел шефа. Что же касается старика Муромского, то в департаменте с ним случился удар. Его увезли домой. Там он отдал Богу душу. Теперь он ничего не скажет на следствии. Впрочем, перед кончиной, в ту минуту, когда Муромский еще находился в департаменте, в одном из высших присутственных мест державы среди вар-равиных, живцов и тарелкиных, он уже сказал все, что в состоянии был сказать: «здесь… грабят!.. Я вслух говорю — грабят!!!»