Форма выражения авторской позиции в творчестве Михаила Зощенко
В творчестве Михаила Зощенко, в частности в его рассказах, особое место занимает позиция авторского лица и авторской маски. В этой теме мне хотелось бы, в меру своих знаний творчества М. Зощенко, раскрыть механизм авторской позиции. Задача этого реферата попытаться разобраться во взаимоотношениях складывающихся в процессе повествований между рассказчиком и настоящим автором рассказов.
Зощенко не использует в своих рассказах принцип прямой авторской оценки, а предпочитает подать маску точного обывателя. Получается так, что о каком-то
«Василия Тарасовича Растопыркина — Васю Растопыркина, этого чистого пролетария, беспартийного черт знает с какого года выкинули с трамвайной площадки». Рабочего человека выкидывают из трамвая, что вызывает негодование рассказчика. Хотя ирония, с которой автор пишет, заставляет усомниться в правомерности негодования рассказчика.
«Конечно, слов нет, одет был Василий Тарасович не во фраке, ему, знаете, нету времени фраки и манжетки на грудь одевать. Он, может, в пять часов шабашит и сразу домой прет. Он, может, маляр. Он, может, действительно, как собака грязный едет. Может, краски и другие предметы ему льются на костюм во время профессии. Может, он морально от этого устает и ходить пешком ему трудно». Растопыркин пачкает всех, проливает на кого-то краску, и при этом непоколебимо уверен в своей правоте. Но под осмеянием автора оказывается не только Вася Растопыркин, но и сам рассказчик, все время демонстрирующий свою глупость.
Зощенко иронично относиться к своему рассказчику. Он не только не разделяет его взглядов и стремлений, а отрицает этот тип миропонимания. В его сознании существует иной мир, недоступный пониманию героя-обывателя. Наличие этого мира Зощенко предполагает увидеть в нравственном и в интеллектуальном воспитании читателя, который сможет уловить иронию Зощенко.
В рассказах Зощенко есть не только насмешка над ничтожными и жалкими людьми, но сострадание к ним, таящаяся внутри смеха печаль. Повествование строиться таким образом, что персонажи его рассказов, включая и образ рассказчика, воспринимаются не только как носители нравственного уродства, но и как жертвы сложных исторических обстоятельств, которые оказываются сильнее них. Тенденции реальной жизни как бы перевели их из «маленьких людей», достойных существования в «мелких людишек», способных вызвать лишь презрительную усмешку.
Ирония — одна из важнейших черт Зощенко. Наличие иронического отношения к окружающему воспринимается как ключ к пониманию истинных отношений между автором и рассказчиком. В рассказах чувствуется ироничный взгляд автора. Все написанное воспринимается по-другому, любое утверждение воспринимается как отрицание того, о чем идет речь.
У Зощенко постоянно ведется полемика с языковыми штампами. Образ глупого рассказчика и здесь помогает автору. Монолог рассказчика насыщен расхожими выражениями и характерными штампами того времени. Ирония автора по отношению к герою переноситься в сферу языка, сомнительная репутация говорящего бросает тень на выражения, которые Зощенко заставляет постоянно, к месту и не к месту употреблять в своей речи: «Всегда я симпатизировал центральным убеждениям. Даже вот когда в эпоху военного коммунизма НЭП вводили, я не протестовал. НЕП так НЕП. Вам видней» .
Зощенко часто дает возможность своим героям высказаться по разным поводам. Залихватский тон разглагольствований рассказчика и скрытый авторский комментарий создают эффект сатирического изображения: «… между прочим, при введении НЕПа сердце у меня окончательно сжималось. Я как бы предчувствовал некоторые резкие перемены. И действительно при военном коммунизме, куда было как свободно в отношении культуры и цивилизации. Скажем, в театре можно свободно даже не раздеваться, сиди, в чем пришел. Это было достижение».
У Зощенко очень много «рассказывающих» героев, объясняющих свое житье. В значительной степени этими качествами наделен рассказчик, который иногда рассказывает очень колоритно о серьезных проблемах. Начав «философствовать» о культуре, рассказчик продолжает: «А вопрос культуры — это собачий вопрос. Хотя бы насчет того же раздевания в театре. Конечно, слов нету, без пальто публика выгодно отличается — красивей и элегантней, но, что хорошего в буржуазных странах, то у нас выходит боком». Подобные размышления ничего не имеют с настоящей точкой зрения автора. Но в тоже время Зощенко вкладывает в речь рассказчика какие-то важные для него мысли. Возникает эффект сопричастности с героями рассказов, которые одновременно высмеиваются автором.
Одной из черт в рассказах Зощенко было выявление в жизни низменного, неприглядного, отсюда и упрощение речи героев. Язык персонажей внешне простой, на самом деле необыкновенно сложный, разный по стилю. Каждое высказывание должно принадлежать абсолютно разным, непохожим друг на друга людям, и должно существовать в разных ситуациях. Поэтому рассказчик воспринимается человеком малограмотным, смешным и нагловатым. Все эти облики уживаются в одном человеке. Несовместимые выражения могут существовать рядом, в одной фразе или реплике героя. Зощенко использует это для маневрирования текстом, резко меняя повествование в сторону любого из стилей, присутствующих в разговоре персонажа. Это говорит о том, что образ зощенского рассказчика сложнее, чем считается, что видно практически в любом из рассказов Зощенко. К примеру, «Кузница здоровья». Начало настраивает на лирический лад: «Крым это форменная жемчужина. Оттуда народ приезжает только диву даешься. То есть поедет туда какой ни будь дряхлый интеллигентишка, а назад приезжает — и не узнать его. Карточку раздуло. И вообще масса бодрости, миросозерцания. Одним словом, Крым — это определенно кузница здоровья». Главным кажется восхищение автора благодатностью южного климата, но в тексте есть что-то, из-за которого возникает атмосфера иронии, насмешки. «Крым — это форменная жемчужина». «Крым — это определенно кузница здоровья».
Если бы не слова «форменная» и «определенно», эти фразы можно было бы отнести к официальному тексту, как бы взяты из официального документа. И писатель всего двумя не к месту вставленными словами снимает пафос своего утверждения. «Оттуда народ приезжает только диву даешься, то есть поедет туда какой ни будь дряхлый интеллигентишка» Это продолжение ни как не укладывается заданной предыдущей фразой тональность. Оно больше похоже на выдержку из обычного повседневного разговора. Происходит резкая смена стилевых потоков.
Далее идет выражение «Карточку раздуло», вызывающие новые ассоциации. Оно может принадлежать только необразованному, некультурному человеку, это уже уличный жаргон.
Фразу про «массу бодрости, миросозерцания» вряд ли произнесет просто необразованный человек. Скорее всего, она принадлежит малограмотной личности, нахватавшейся заезженных выражений и употребляющей их к месту и не к месту.
В одном коротеньком кусочке текста, подряд, друг за другом проходят четыре различных, казалось бы, никак между собой не соотнесенных речевых системы. Каждый стилевой поток — это не просто повествование от чьего-то лица, он имеет свой юмор, действующий как в его пределах, так и на протяжении всего рассказа. Нарочитая безграмотность, комическая дисгармония языка объединяет все эти направления, заставляя воспринимать произведение как единое целое. Это скрепляет и образ, и образ рассказчика, соединяя его многочисленные ипостаси пусть в непривлекательное, но одно лицо.
В большинстве случаев языковые казусы в речи рассказчика скрыты формальной правильностью высказывания. Чем правильнее кажется на первый взгляд построение фразы, тем сомнительнее ее словесный материал: «Тут, спасибо, наша уборщица Ксюша женский вопрос на рассмотрение вносит. — Раз, говорит, такое международное положение и вообще труба. То, говорит, можно для примеру, уборную не отапливать. Чего зря поленья перегонять? Не в гостиной!»
Кроме смысловых расхождений обращает на себя внимание удивительная способность автора ставить точку, подводить своеобразный словесный итог написанному. Сказав, что в целях экономии можно не отапливать уборную, автор вроде бы завершил эту странную мысль, поставил смысловую точку. Тем не менее он добавляет: «Чего там зря поленья перегонять?» Да еще и конкретизирует: «Не в гостиной!». Зощенко как бы дозирует информацию, с каждым разом предлагая все больше курьезного и смешного. Нагнетание бессмыслицы идет по витку, по нарастающей, пока не достигает полного абсурда.
Странности в поведении героя и его малограмотный мещанский жаргон вызывает у автора усмешку. Зона этой иронии выходит далеко за пределы поведения героев. Она охватывает многие, прямо не изображенные обстоятельства их жизни. Зощенко иронизирует над некоторыми установленными обычаями нового времени, новой эпохи. Они столь прочно вошли в стихию народной жизни, что приобрели характер привычки. Личное в человеке не только отодвинуто на второй план общегосударственным, последнее почти выдавило из его духовного мира ощущение суверенности своего «Я».
В изображении Зощенко мир предстает невероятно примитивным и эгоистичным — управляющие в нем законы во многом абсурдны. Зощенко страдает от этого абсурда. Но особенность его художественного таланта состоит в том, что где-то в глубине него таится гуманистическая надежда, что все в мире переменится.
(1 votes, average: 5,00 out of 5)