«Искусство всегда помогало человеку в отыскивании идеала»
Когда в жизнь мужчины врывается «ужасное, кровяное, как закат», слово «война» — это страшно. Неизмеримо страшнее, если оно врывается в жизнь женщины, испокон века воспеваемой писателями, художниками, музыкантами как «гений чистой красоты «, «образ божества», как символ любви, материнства, домашнего уюта и благополучия.
Что же происходит с ней, Прекрасной Дамой, доброй, милой, нуждающейся в защите сильного и надежного друга, в вихре войны и революции, в пламени «мирового пожара в крови», который большевики в далеком
Для кого-то, как для героини рассказа Б. Лавренева «Сорок первый», ответ находится сразу — Марютка «встала и пошла записываться в красные гвардейцы». Другие — такие, как Ольга Зотова, готовившие себя в юности к уютной домашней жизни, к семейному счастью «в капоте, за кофейником», — трагически теряют в водовороте событий родных, дом, детские мечты и вынуждены начать новую, совсем не похожую на прежнюю, жизнь: «После черных дней, когда едва не помутился разум, она… нашла спасение: ненависть, лишение». Для Ольги приход в красноармейский отряд — это, прежде всего, способ отомстить убийцам ее родителей, заглушить страдания израненной души и, конечно же, быть рядом с человеком, который стал близким и дорогим, — красным командиром Емельяновым.
Третьих — таких, как Елену Турбину, — нельзя представить себе сражающимися на баррикадах или скачущими на коне по дальневосточной тайге? Не в том их предназначение. Не во власти двадцатичетырехлетней Елены Турбиной остановить бег времени, уберечь братьев от участия в кровопролитной сече, но свой «семейный» мир, свою вселенную, свои «кремовые занавески» она ревностно охраняет, ибо видит долг жены, сестры в тщательном сбережении «доброй воды в вазе турбинской жизни». Ее выбор уже сделан, его ничто не изменит. Елену война не ожесточила, не сделала грубой и безжалостной. Но не обо всех женщинах можно сказать такое. И если жестокость Ольги Зотовой больше внешняя: в словах, в манере поведения, то жестокость Марютки страшнее: в подсчете убитых врагов — и не одного-двух, а сорока; в том, что будущая женщина во имя участия в «мировом пожаре» добровольно отказывается «от бабьего образа жизни и, между прочим, деторождения». Нелепа, ужасна сама мысль, что тоненькую, стройную девушку, укладывающую веночком пышные косы вокруг головы, «тянет идти громить, убивать с пьяными, вшивыми ордами». Фанатичная преданность революции берет верх над первой, внезапно и ярко вспыхнувшей девичьей любовью к пленному белогвардейскому поручику. Собственными руками, по-снайперски точно стреляет Марютка в Говоруху-Отрока, в свое «бабье» счастье, памятуя строгий наказ комиссара Евсюкова: «Ежели на белых нарветесь, живым его не сдавай».
Так же действует и Любовь Яровая — героиня одноименной пьесы К. Тренева. Некогда, в той далекой жизни, любящая и любимая, она, с чувством выполненного долга после передачи мужа — белого офицера — в руки революционеров, то есть в руки смерти, говорит: «С этого дня я — верный товарищ». Что это? Болезненная перевернутость сознания? Переоценка нравственных ценностей? Слепое исполнение долга, который оказывается выше любви?
«Круглая рыбачья сиротка Марютка» не может предать революцию, ту силу, которая подняла ее с ненавистного места, разрушила старый мир, повернувшийся к Говорухе-Оброку, сыну богатых дворян, гуманной и светлой стороной, а к девушке-беднячке — тяжкой и темной». Как бы ни любила юная красногвардейка своего «первого » — «сорок первого», понять и принять его психологию она никогда не сможет: слишком разные они люди. А поручик Яровой оказывается преданным женой только после того, как сам совершил несколько предательств, в том числе и главное: предательство идеалов молодости. И все же, приняв это объяснение, вряд ли можно примириться с мыслью, что женщина, которой Богом предначертано давать жизнь другим людям, может убивать и обрекать на смерть, пусть даже из чувства долга.
В «минуты роковые» встречают Марютка и Ольга Зотова большое, сильное, настоящее чувство, войной, несомненно, обостренное, ибо на войне каждый день — последний, каждый взгляд — прощальный. Любовь «военная», трагическая, но любовь, потому что «только ею… держится и движется жизнь», неизменно выходящая победительницей во всех войнах.