Из воспоминаний историка Дмитрия Малакова

В один сентябрьский день в оккупированном Киеве появился новый приказ: “Все евреи Киева и его окрестностей должны явиться в понедельник 29 сентября 1941 года в 8 часов утра на угол Мельниковской и Дохтуровской улиц. Взять с собой документы, ценные вещи, а также теплую одежду белье и т. п. Кто не выполнит этого распоряжения и будет выявлен в другом месте, будет расстрелян…”

Объявление читали все: подходили и, как обычно, молча расходились. В ту ночь не спало все еврейское население Киева. Целую ночь за стеной в Дионисьевском рыдала большая

еврейская семья. Преимущественно все знали, что их ожидает. Незадолго перед тем к нам приходила наша хорошая довоенная знакомая Янина из-под Фастова, захваченного немцами еще 20 августа, и рассказала, что там расстреляли всех евреев. Ранним утром 29 сентября, в канун праздника Веры, Надежды, Любви, по Глыбочицкой и Андреевскому спуску с Подола двинулись жуткие колонны. Шли люди разных профессий, разного возраста, физического состояния. Вышли здоровые и хронически больные, инвалиды, парализованных

везли на повозках и тачках. Одетые в зимние пальто и шубы. Несли вещи, кое-кто – вязанки любимого лука на шее. При таком количестве людей мысль об их массовой гибели казалась невозможной, дикой. Но предусмотрительные не брали с собой детей, оставляли их соседям или сдавали в детские дома. Возле Покровского монастыря монашки, которые тоже вышли на Львовскую улицу посмотреть на страшную колонну, иногда выхватывали из рядов детей, особенно не похожих внешне на еврейских. Обыкновенные православные монашки. Среди тех, кто шел в то утро на Лукьяновку, была и артистка театра кукол Дина Мироновна Проничева. Ее детей, Лиду и Вову, соседи отдали в детский дом на Керосинной улице. Такая участь постигла и трехлетнего Марика, который летом сорок первого лежал в больнице со скарлатиной в безнадежном состоянии. Родители бились в отчаянии. Они собирались в эвакуацию, и доктора посоветовали им ехать без мальчика: при таких обстоятельствах такого больного мальчика не довезти все равно. Но он выздоровел, и его отдали в детский дом. Национальность скрыли, как это было со многими другими еврейскими детьми. Было их таки немало, и спасла их человечность и доброта сотрудниц детского дома. Никто из старших детей на Керосинной не погиб. Никого не выдали. О том, что именно там, в Бабьем Яру, расстреляли евреев, первыми узнали жители соседней Лукьяновки и Куреневки, а потом – весь Киев.