Как я понимаю перестройку?
Глаза без души слепы, уши без сердца глухи.
Добрый человек лучше каменного моста.
Пословицы.
Перестройка… Что это за особенное, волнующее слово, которое проникло уже во многие языки? Что за слово такое, которое раньше вселяло неумеренные надежды, а теперь опасения, смутный страх за страну и себя. Я помню, учительница истории рассказывала нам, что в начале 20 века в Америке были писатели и журналисты, боровшиеся с недостатками. Их называли, кажется, «разгребатели грязи». Вот и у нас сегодня «разгребают грязь», накопившуюся за
родители и деды, поражаемся, хватаемся за голову, буквально болеем после прочтения некоторых статей.
Наверное, нет сегодня людей, которые бы не читали журналов и газет. Мне кажется, что даже повышение цен не убавило популярности печати. Ведь всех волнует будущее, все недовольны настоящим, и почти все оглядываются назад, в прошлое. Известно, что без прошлого нет сегодняшнего и завтрашнего дня. А наше прошлое особое. Оно никак не хочет нас отпустить в будущее, держит незримо, но цепко.
Многие писатели оставили привычные дела, уютные кабинеты и тихие библиотеки, где так хорошо думается. Одни занялись политикой. Некоторые увлеклись публицистикой или экономикой. Что же, время такое… Надо защищать природу, думать над экологией, работать над новыми законами. Нужно как-то договариваться нашим республикам между собой. Многое нужно. И все-таки, мне кажется, важнее всего проблема нравственности. По-моему, сначала необходимо нравственное обновление, а потом сами собой произойдут перемены в политике и экономике. Ведь разве честные, убежденные люди смогут терпеть такое безобразие?! Когда выбирали на съезде президента М. С. Горбачева, Давид Кугультинов сказал, что хороших законов у нас раньше было много, а вот хороших людей у власти — мало. И добавил, что главное, чтобы правили нами хорошие люди, тогда и законы будут такими же. Я крепко запомнила эти слова.
Нравственно ли наше общество? Пожалуй, нет. С первых дней создания нашего государства началось насилие, ведь сама идея диктатуры пролетариата этого требовала. А не лучше ли вспомнить слова Л. Н. Толстого о том, что мудрость не имеет нужды в
насилии. Мне трудно решить, какой строй лучше. Ведь и наши обществоведы сейчас в растерянности. Но мне очень хочется, чтобы в нашей жизни ( при какой бы системе мы не жили) было меньше лжи, лицемерия, жестокости, а больше добра.
Нравственность — это общепринятые нормы и правила поведения в обществе. Но все чаще место общечеловеческих ценностей занимает иная мысль. Это стремление без зазрения совести взять чужое или жить за чужой счет, нагрубить, испортить настроение, хвалиться тем, что сумел сделать что-то в обход закона, очереди, наплевав на всех окружающих. Это эгоизм, отсутствие заботы о самых близких. Это насилие в малом и большом. Общество, рожденное и воспитанное насилием, рождает его ежечасно. Где-то прочитала я эту мысль. А за доказательством ходить далеко не надо. В «Комсомольской правде», например, была статья «Политический мальчик». Ее герой — семнадцатилетний юноша, который пытался понять причины несчастий нашей страны. Он решил, что виной всему — коммунистическая идея. И в знак протеста бросил в окно обкома партии две бутылки с зажженным бензином. Чего хотел он? Изменить порядок? Конечно, он понимал, что ничего не изменит. Но даже если и изменишь, было ли у него право менять? Сегодня уже нет компартии, а жизнь стала труднее. Так насилием ли ее исправлять?
Не так ли наши революционеры присвоили себе право «освободить» народ и обрекли его на еще большие страдания? Не так ли «революционеры» из Ирландии или Палестины взрывают бомбы в поездах и магазинах? И сколько же их, таких мальчиков, которые
пытаются добиться своего силой?… Что творится, например, в Армении и Азербайджане? И ради чего? Разве станут эти народы счастливее от вражды и ненависти?
Но жестокость родится не только от политики. Вот статья Марии Рубинштейн «Бросающие мамы и брошенные дети». Дети-сироты при живых родителях. Что может быть страшнее? Значит, сильно у нас неблагополучно, если женщина не хочет быть матерью, не хочет испытать это счастье, без которого жизнь пуста. Отказаться от ребенка навсегда, не желать, чтобы этот «крошечный комочек, пахнущий молоком, когда-то прошептал первое слово: «Ма-ма». Оправдываться тем, что » в данное время некуда с ним
идти, что еще не пожила в свое удовольствие, что ему будет лучше в приюте…» Это не только трагедия нескольких людей, это зерно насилия, которое заколосится в будущем. Если нет достойной матери, то откуда же возьмутся добрые дети? «Сирота обязательно вырастет вором или озорником»,- говорится в одной из книг М. Горького. Так неужели и в будущем останется так же много насилия?
Нет, не хочется в это верить! Я понимаю перестройку так, что все мы должны стать лучше, чище, добрее. Не может жизнь целого народа и каждого человека заключаться в вечном поиске дефицита, очередях, а мысли — в думах о неотоваренных талонах.
А многие мечтают только об импортных сапогах, ресторанах и удовольствиях. А ведь кругом так много несчастных, брошенных, просто голодных и бездомных (см.,например, статью «Рабы — немы в «Комсомолке»). Да, мы должны стать терпимее друг к другу,
прощать, сколько можно, вольные и невольные ошибки. И тогда жизнь станет лучше, а люди поверят в самое доброе. А пока мы все время боремся друг с другом, портим себе и другим жизнь, настроение, здоровье. Об этом говорится в статье Кузиной «Наши
думы, как листья кактуса…».
Ф. М. Достоевский говорил, что в несчастье истина ясней. Нашему народу выпало достаточно несчастий, чтобы понять и другую истину великого гуманиста. В «Братьях Карамазовых» он писал, что будем прежде всего добры, потом честны, а потом не
будем никогда забывать друг о друге.