Клянусь любовию моей
Десять лет М. Ю. Лермонтов писал стихи, поэмы, драмы, прозу, прежде чем решился стать литератором. Еще три года понадобилось, чтобы из лучшего, что он создал, составить небольшой сборник. Взыскательность, строгость его по отношению к себе удивительны. Только две поэмы и два с половиной десятка стихотворений отобрал он из сотен стихов и трех десятков поэм. Зато никто еще не выступал в первый раз с таким сборником. Стихи, вошедшие в него, лучше всего характеризуют его собственные строки:
Как полны их звуки
Безумством желанья!
В них слезы
В них трепет свиданья…
Все совместилось в этой маленькой книжке — старинный сказ «Песни про царя Ивана Васильевича…» и простая речь бородинского ветерана; тихая молитва о безмятежном счастье любимой женщины, которая принадлежит другому, и горечь разлуки с родиной; холодное отчаяние, продиктовавшее строки «И скучно и грустно…», и нежный разговор с ребенком; беспощадная ирония в обращении к Богу и ласка матери, напевающей песню над младенческой колыбелью; трагическая озабоченность «Думы» и страстный разговор Терека с Каспием; горестная память о погибшем изгнаннике и гневная угроза великосветской черни; сокрушительная страсть Мцыри — призыв к борьбе, к избавлению от рабской неволи — и сладостная песня влюбленной рыбки; пустыни Востока, скалы Кавказа, желтеющие нивы России, призрачный корабль, несущий по волнам океана французского императора, слезы заточенного и страстный спор о направлении поэзии — все было в этом первом и последнем сборнике, который вышел при жизни поэта.
Вот такой и был Лермонтов, только натура его и личность были еще богаче, потому что в эту книжку не вошли ни «Демон», ни «Маскарад», ни «Герой, нашего времени», ни стихотворения последнего года, в которых он поднимается еще выше, потому что «Валерик», «Завещанье», «Любовь мертвеца», «Спор», «Сон», «Выхожу один я на дорогу…» раскрывают новые стороны этой великой души. А между этими стихами мелькают острые эпиграммы и любезные, или добрые, или колкие стихотворные шутки.
Эти контрасты, эти смены душевных состояний в сочетании с верностью Лермонтова излюбленным идеям и образам сообщают его поэзии удивительное своеобразие, выражение неповторимое. И любимым поэтическим средством являются в ней антитезы — столкновение противоположных понятий: день первый — день последний, позор — торжество, паденье — победа, свиданье — разлука, демоны — ангелы, небо — ад, блаженство — страданье. И другой излюбленный поэтический прием — анафора, настойчивое повторение в начале строки одного и того же слова:
Клянусь я первым днем творенья,
Клянусь его последним днем,
Клянусь позором преступленья
И вечной правды торжеством.
Клянусь паденья горькой мукой,
Победы краткою мечтой;
Клянусь свиданием с тобой
И вновь грозящею разлукой;
Клянусь сонмищем духов,
Судьбою братии мне подвластных,
Мечами ангелов бесстрастных,
Моих недремлющих врагов;
Клянуся небом я и адом,
Земной святыней и тобой;
Клянусь твоим последним взглядом,
Твоею первою слезой,
Незлобных уст твоих дыханьем,
Волною шелковых кудрей;
Клянусь блаженством и страданьем,
Клянусь любовию моей…
Как много говорит самый стих о личности его творца, о его характере, о его страсти! Но можно вспомнить, что это не изобретение Лермонтова, что еще за четырнадцать лет до завершающей редакции «Демона» Пушкин в «Подражаниях Корану» писал:
Клянусь четой и нечетой,
Клянусь мечом и правой битвой,
Клянуся утренней звездой,
Клянусь вечернею молитвой:
Нет, не покинул я тебя.
Конечно, сходство есть, однако Лермонтов сообщил стиху иную экспрессию. Клятва, торжественно-возвышенная у Пушкина, у Лермонтова совсем не торжественна, а исполнена такой завораживающей, такой неотразимой и бурной страсти, что чем больше вчитываешься в пушкинские и в лермонтовские строки, тем менее находишь в них сходства, хотя оно, разумеется, есть. Лермонтов никогда не боялся этих сближениий. В стихах его постоянно мелькают строки то Пушкина, то иного полюбившегося ему поэта. Григорий в «Борисе Годунове», пробуждаясь и глядя на пишущего Пимена, говорит:
Так точно дьяк, в приказах поседелый.
Спокойно зрит на правых и виновных,
Добру и злу внимая равнодушно…
Последняя строка отозвалась потом в «Думе» Лермонтова:
К добру и злу постыдно равнодушны.
В начале поприща мы вянем без борьбы…
Так постоянно продолжает он стих, мысль, тему, уже существующие, но продолжает по-своему. Величайшее дарование, продолжая мысль, высказанную другим, выражать мысль новую, неисчерпаемо глубокую, полную поэтической силы, покоряющую поколение за поколением, — вот еще одно великое свойство личности Лермонтова и сознания его — гениального поэта, прозаика, драматурга.
(1 votes, average: 5,00 out of 5)