Краткое содержание романа М. А. Булгакова «Мастер и Маргарита»

Однажды весною, в Москве, в час небывало жаркого заката на Патриарших прудах появились два гражданина — Михаил Александрович Берлиоз, председатель правления одной из крупных литературных организаций, он же был редактором толстого художественного журнала, и поэт Иван Николаевич Понырев, творивший под псевдонимом Бездомный.

Следует отметить две странности этого майского вечера. Первая — по всей аллее, параллельной Малой Бронной, не оказалось ни одного человека. Вторая странность касалась одного Берлиоза и выразилась в том, что им

внезапно овладел тупой необоснованный страх, засевший в сердце острой иглой. Из сгустившегося майского воздуха соткался прозрачный гражданин странного вида. На маленькой голове его — жокейский картузик, клетчатый кургузый пиджачок… Ростом высок, но худ неимоверно.

От страха Берлиоз зажмурил глаза, а когда открыл их, клетчатого уже не было. Берлиоз решил, что у него просто шалит сердце и нужно ехать в Кисловодск на отдых. После чего успокоился и возобновил разговор с собеседником. Дело в том, что Бездомному была заказана большая антирелигиозная поэма, и он ее написал. Иисус в изображении поэта получился как живой персонаж, правда, совершенно непривлекательный, очерченный черными красками. Берлиоз хотел объяснить молодому поэту, что само существование Христа — миф, а все рассказы о нем — простые выдумки. И вот в то время, когда Берлиоз рассказывал Бездомному о древних божествах, в аллее показался первый человек. Он был высокого роста, во рту у него с левой стороны были платиновые коронки, с правой — золотые, одет был в дорогой заграничный костюм. Одним словом — иностранец.

Услышав разговор литераторов, он вежливо снял головной убор и попросил разрешения присоединиться к беседе, потому что предмет ее был необычайно интересен, и пришел в совершенный восторг, узнав, что его собеседники — атеисты.

Разговор перешел на то, кто же на самом деле управляет жизнью человеческой и всем распорядком на земле. Бездомный поторопился ответить, что этим занимается сам человек. На что иностранец возразил, что человек лишен возможности не только что-то планировать на длительный срок, но и не знает, что произойдет на завтрашний день. И, словно прочитав мысли Берлиоза, сказал, что кое-кто может планировать поездку в Кисловодск, а потом возьмет, да и попадет под трамвай.

Предложив поэтам закурить, он продолжил разговор. Перешел к тому, что человек не просто смертен, а иногда еще и внезапно смертен. Потом заявил Берлиозу, что сегодняшнее вечернее заседание в МАССОЛИТе не, состоится. На вопрос Михаила Александровича почему — ответил, что ему отрежет голову женщина, и что Аннушка уже не только купила, но и разлила подсолнечное масло.

Бездомный, оттащив Берлиоза от скамейки, горячо зашептал, что у иностранца надо спросить документы, поскольку он сильно смахивает на шпиона, и предложил задержать его.

Иностранец опять, словно читая мысли собеседников, достал свои документы. Берлиоз сумел разглядеть на визитной карточке надпись иностранными буквами — профессор и начальную букву фамилии — двойное «В». Профессор сказал, что он историк, приглашен в Государственную библиотеку как единственный в мире специалист по черной магии. Берлиоз успокоился, услышав, что перед ним историк. Профессор поманил к себе обоих поэтов и сказал, чтобы они имели в виду, что Иисус действительно существовал.

На требование Берлиоза предъявить какое-нибудь доказательство ответил, что доказательств никаких не нужно, и начал свой рассказ…

В белом плаще с кровавым подбоем, шаркающей кавалерийской походкой ранним утром четырнадцатого числа весеннего месяца нисана в крытую колоннаду дворца Ирода Великого вышел прокуратор Иудеи Понтий Пилат.

Больше всего на свете прокуратор ненавидел запах розового масла и предвидел нехороший день, поскольку начал ощущать этот запах с рассвета. У прокуратора начинался приступ непобедимой, ужасной болезни под названием гемикрания, при которой болит полголовы, и нет ни средств, и никакого спасения.

Прокуратору приготовили кресло у фонтана, он сел в него, ни на кого не глядя, и протянул руку в сторону. Секретарь вложил в нее пергамент. Не удержавшись от болезненной гримасы, прокуратор бегло прочитал написанное о подследственном из Галилеи и спросил, не посылали ли дело к тетрарху. Секретарь ответил, что тетрарх отказался дать заключение по делу и отправил его на утверждение Понтия Пилата. Пилат приказал привести обвиняемого.

Двое легионеров поставили перед прокуратором человека лет двадцати семи, одетого в старенький голубой хитон, и с белой повязкой на голове. На лице обвиняемого были следы побоев. Приведенный глядел на прокуратора с тревожным любопытством. Понтий Пилат тихо спросил арестованного, правда ли, что тот подговаривал народ разрушить ершалаимский храм.

Говоря это, прокуратор сидел как каменный, и только едва шевелил губами, потому что боялся качнуть пылающей болью головой.

Человек со связанными руками невольно подался вперед и, назвав прокуратора добрым человеком, попытался начать беседу. Понтий Пилат разозлился на то, что его назвали добрым человеком. Он ответил подследственному, что в Иудее его называют чудовищем, и приказал явиться к нему кентуриону Крысобою, который был настолько огромен ростом и широк в плечах, что заслонял собою солнце.

Прокуратор приказал Крысобою научить стоявшего перед ним обвиняемого, как надо разговаривать с представителем власти. Кентурион, несильно размахнувшись, ударил арестованного бичом по плечам, отчего тот упал, как подкошенный. Марк одной рукой поставил его на ноги, приказал римского прокуратора называть «игемон» и других слов не говорить.

Через минуту обвиняемый снова предстал перед прокуратором. Тусклый больной голос спросил его имя, и арестованный, всем своим видом желая отвечать толково, ответил, что его зовут Иешуа, прозвище его Га-Ноцри, родом он из города Гамалы. На последующие вопросы прокуратора отвечал, что кто он по крови, не знает, родителей своих не помнит, говорили, что его отец был сириец. Постоянного места жительства не имеет, знает грамоту, греческий и арамейский языки.

Пилат усилием приподнял один глаз, посмотрел удивленно и продолжал дальнейшую беседу по-гречески. Прокуратор снова повторил свой вопрос о том, действительно ли обвиняемый подговаривал народ к разрушению ершалаимского храма, добавив, что, мол, записано за Иешуа немного, но записанного достаточно для того, чтобы его повесить. Га-Ноцри попытался убедить прокуратора в том, что вся путаница происходит оттого, что за ним неверно записывают. Ходит за ним один человек с козлиным пергаментом и все пишет, а когда сам Иешуа заглянул в этот пергамент, то ужаснулся, потому что ничего из того, что там записано, он не говорил.

Пилат поинтересовался, что это за человек. Иешуа ответил, что зовут того Левий Матвей, сборщик податей. Поначалу мытарь отнесся к философу неприязненно и даже оскорблял его, но потом бросил деньги на дорогу и отправился путешествовать вместе с Га-Ноцри.

Прокуратор, продолжая испытывать невыносимые боли, подумал о том, что проще всего было бы повесить этого человека, а затем прогнать всех, велеть затемнить комнату, потребовать холодной воды и позвать любимую собаку Банга, пожаловавшись ей на болезнь гемикранию. Он смотрел на стоявшего перед ним человека, мучительно вспоминая, зачем он здесь, а когда вспомнил, задал еще раз вопрос о том, правда ли, что Га-Ноцри подговаривал на базаре народ разрушить ершалаимский храм. Подследственный ответил, что он всего-навсего сказал, что рухнет храм старой веры и создастся новый храм истины. Пилат возмутился, почему этот человек говорит об истине, не имея о ней ни малейшего представления. Мысленно он пожелал себе яду из-за обострившейся головной боли и вдруг услышал голос Иешуа.

Истина, сказал философ, прежде всего, в том, что у прокуратора болит голова, и болит настолько сильно, что тот малодушно помышляет о смерти. Понтию Пилату трудно даже просто на кого-либо смотреть, не говоря уж о беседе. Иешуа огорчен тем, что является палачом прокуратора, который не может ни о чем думать, и желает только одного: чтобы пришла его собака. Потом сказал, что мучения игемона скоро пройдут.

Секретарь, ранее все записывавший, поднял глаза и вытаращил их на своего начальника.

Философ продолжал говорить о том, что большую пользу прокуратору принесла бы прогулка, во время которой он будет с радостью сопровождать Пилата. Беда того в том, что прокуратор совершенно оторван от людей. Нельзя жить, поместив всю свою привязанность в собаку.

Прокуратор отдал приказ развязать руки арестованному и начал допытываться, не врач ли стоявший перед ним и откуда он знает, что Понтий Пилат хотел позвать собаку. Иешуа ответил, что он не врач, хотя и знает латынь, а насчет собаки — так игемон постоянно водил рукой по воздуху, словно рисуя силуэт собаки.

Прокуратор заметил, что язык арестованного подвешен очень хорошо, и поэтому он не сомневается в том, что за Га-Ноцри ходили толпы праздных зевак. Потом прокуратор спросил, правду ли говорят, что подследственный въехал в Ершалаим на осле, а толпы праздных зевак бежали за ним и пели ему дифирамбы, как будто некоему пророку. Иешуа удивился, потому что осла у него никакого не было, а в город он вошел только в сопровождении одного Левия Матвея. На последующие вопросы прокуратора Га-Ноцри отвечал, что Дисмаса, Гестаса и Варраввана не знает, все время употребляет слова «добрые люди», потому что на свете, по его мнению, нет злых людей, и даже Марк Крысобой изменился бы, если бы с ним можно было поговорить.

В это время на колоннаду стремительно влетела ласточка, и в светлой и легкой теперь голове прокуратора зародилось решение о том, что он не утвердит смертный приговор Га-Ноцри, вынесенный Малым Синедрионом. К тому же самого философа прокуратор решил представить душевнобольным. Секретарь подал прокуратору еще один пергамент, прочитав который, Понтий Пилат переменился в лице. Он спросил, не говорил ли философ что-либо о великом кесаре? Лицо прокуратора было грозно, но глаза тревожны. Он повторил свой вопрос, пытаясь подать какой-то знак обвиняемому. Игемон пытался выяснить, знает ли Га — Ноцри некоего Иуду из Кириафа, и что он говорил этому Иуде о кесаре.

Арестованный ответил, что действительно познакомился вчера с Иудой, который любезно пригласил его на ужин и попросил высказать свой взгляд на государственную власть. Иешуа выразил мнение, что всякая власть — это насилие над людьми, и настанет время, когда никакой власти не будет нужно, человек перейдет в царство добра и справедливости. Иуда при этом все время записывал. И вот когда Га-Ноцри высказывал свой взгляд на государственное устройство, ворвались солдаты и схватили его.

При этом секретарь быстро записывал все услышанное. Прокуратор, с ненавистью глядя на секретаря и конвой, потребовал увести конвой с балкона и оставить его с преступником наедине, поскольку здесь было государственное дело. Потом снова заговорил с заключенным, пытаясь узнать, неужели тот считает, что разбойники, убившие четырех человек, и грязный предатель Иуда — добрые люди, и неужели Га-Ноцри думает, что настанет царство истины. Подследственный подтвердил, что именно так он и считает.

Римский прокуратор объявил, что не может отпустить человека, говорившего то, что говорил Иешуа Га-Ноцри, поскольку не желает оказаться казненным вместо государственного преступника, и запретил обвиняемому разговаривать с кем бы то ни было. Потом продиктовал свое решение об утверждении смертной казни государственному преступнику.

Затем в верхнем саду на террасе он встретился с исполняющим обязанности президента Синедриона первосвященником иудейским Иосифом Каифой. В саду было тихо, но прокуратор сразу же уловил надвигающуюся звуковую волну и понял, что это была многочисленная толпа на площади, ожидавшая вынесения приговора схваченным преступникам и взволнованная последними беспорядками в Ершалаиме.

Прокуратор сообщил первосвященнику, что утвердил смертный приговор, к которому были приговорены трое разбойников: Дисмас, Гестас, Варравван, и еще этот Иешуа Га-Ноцри. Одного из двух последних согласно местным обычаям в связи с наступающим сегодня великим праздником Пасхи надлежало отпустить. И прокуратор решил выяснить у священника, кого из двух преступников следует отпустить, Варраввана или Га-Ноцри? Иосиф Каифа склонил голову в знак того, что вопрос ему ясен, и сказал, что Синедрион просит отпустить Варраввана. Прокуратор хорошо знал, что последует именно такой ответ, но сейчас его задача состояла в том, чтобы всем своим видом выразить изумление, и объяснился. Понтий Пилат сказал, что римская власть ничуть не покушается на права местной духовной власти, но тяжесть преступлений обвиняемых неравноценна. Варравван — разбойник и убийца, а Га-Ноцри — всего лишь сумасшедший философ. После этого еще раз задал вопрос первосвященнику о том, кого же Синедрион желает оставить на свободе. Каифа снова подтвердил, что намерен освободить Варраввана. Он подтвердил это и в третий раз.

Все было кончено. У прокуратора было ощущение того, что он о чем-то недоговорил с философом, а может, и не дослушал. И странная мысль поразила его — мысль о том, что пришло бессмертие. Теперь для прокуратора пропали все запахи, душившие и мучившие его ранее, но появилось новое чувство. Это был гнев бессилия.

Каифа заметил, что сегодня душно. Но Пилат возразил. Дело, мол, не в духоте, а — в том, что прокуратору и первосвященнику тесно, и посоветовал Иосифу Каифе беречь себя. Первосвященник гордо и спокойно посоветовал римскому прокуратору выбирать слова и выражения, и намекнул, что их разговор могут услышать. Прокуратор изобразил улыбку и ответил, что никто не прорвется в оцепленный сад и сам он не похож на юного бродячего юродивого, которого сегодня казнят. В этот сад не проскочит даже мышь, даже этот… из города Кириафа. И напоследок Понтий Пилат воскликнул, что отныне не будет покоя ни самому первосвященнику, ни народу его. Это говорит он, Понтий Пилат, всадник Золотое Копье! Прокуратор пообещал потопить в крови народ иудейский, пославший на смерть философа с его мирной проповедью. Каифа бесстрашно ответил, что знает ненависть римского прокуратора к иудейскому народу, но философ этот опасен для народа иудейского тем, что хотел надругаться над истинной верой и подвести народ под римские мечи. Поэтому первосвященник считает, что этот человек очень опасен, и посоветовал прокуратору прислушаться к шуму толпы. Ведь не Варравван же ее вызвал?

Прокуратор прервал беседу, в изысканных выражениях извинившись перед первосвященником, и, после короткого совещания, вышел на балкон для того, чтобы объявить народу о смертном приговоре четырем государственным преступникам. После этого сообщил, что один из них, согласно местным обычаям, останется жив, и объявил имя этого человека — Варравван. Толпа взревела, выплеснув накопившиеся чувства, а прокуратор покинул место событий, зная, что конвой уже ведет на Лысую Гору троих осужденных. Порядок поддерживали войска, а Пилат устремился к воротам дворца. Было около десяти часов утра.

Иностранец закончил свой рассказ словами о том, что это было в десять часов утра. Рассказ этот был необычайно интересен, настолько, что оба литератора не заметили, как наступил вечер. Берлиоз заметил, что никто не может подтвердить рассказ профессора. На что тот ответил, что сам может это подтвердить, поскольку он сам был и у Понтия Пилата, и с первосвященником Каифой разговаривал. Но попросил держать это в строжайшей тайне.

Берлиоз сообразил, что имеет дело с сумасшедшим. Он поинтересовался, а где же консультант будет жить. Иностранец ответил, что в квартире Берлиоза. Берлиоз кинулся звонить в бюро иностранцев, чтобы предупредить о ненормальном консультанте из-за границы. Профессор сложил руки рупором и прокричал вслед литератору — не надо ли дать телеграмму дяде в Киев? У выхода на Бронную Берлиозу встретился странный гражданин — с усишками, как куриные перья, наглыми глазками, в жокейском картузике, клетчатых брюках, из-под которых выглядывали грязные носки. Гражданин указал ему турникет и стал просить денег на четверть литра: «поправиться бывшему регенту». Берлиоз взялся рукой за турникет, уже собирался шагнуть на рельсы, как вдруг в лицо ему брызнул красный и белый свет, и загорелась надпись «Берегись трамвая». Михаил Александрович поскользнулся, и его выбросило на рельсы. Стараясь за что-то ухватиться, Берлиоз упал. Он успел увидеть белое от ужаса лицо женщины-вагоновожатой в несущемся на него трамвае. Вокруг завизжала вся улица. Мелькнула луна, раскололась на куски, и все пропало.

Под решетку аллеи выкинуло круглый темный предмет. Это была отрезанная голова Берлиоза.

Утихли истерические женские крики, отсвистели милицейские свистки, уехали две санитарные машины, дворники убрали кровавые лужи и присыпали песком, а Иван Николаевич как упал на скамейку, так и остался на ней. С ним случилось нечто вроде паралича. Он до того обезумел, что, падая на скамью, укусил себе руку до крови. Все силился понять: как же так, ведь только что сидел, разговаривал с Берлиозом, и вдруг — голова? Около него неожиданно столкнулись две женщины, и одна заверещала, что во всем виновата Аннушка, разлившая подсолнечное масло. А этот, бедный, поскользнулся и поехал на рельсы.

Поэт выхватил из всего сказанного слово «Аннушка», и в его воспаленном мозгу появились слова «подсолнечное масло» и «Понтий Пилат». Эта словесная цепочка привела мысли Ивана Николаевича к подозрительному иностранцу.

Усилием воли он встал со скамейки и направился к тому месту, где недавно оставил со своим коллегой сумасшедшего заграничного профессора. Оказалось, к счастью, что тот еще не ушел, а в свете луны Бездомному показалось, что тот держит в руках не трость, а шпагу. На том же месте был и клетчатый кривляка — регент.

Иван Николаевич с холодеющим сердцем приблизился к сумасшедшему профессору и, взглянув ему в лицо, с ужасом убедился, что в его лице нет ни малейших признаков сумасшествия. После этого, наступая на этого человека, потребовал сказать, кто он такой. Иностранец с сильным акцентом ответил, что не понимает, о чем идет речь. Иван Николаевич вступил в словесную перепалку с профессором, вмешался клетчатый, попытавшийся запутать Бездомного, но потом как сквозь землю пропал.

Иван ахнул, увидев ненавистного неизвестного уже на выходе из Патриаршего переулка, и не одного, а в сопровождении регента и кота огромных размеров, причем кот вышагивал на задних лапах.

Бездомный устремился за злодеями, но догнать их не смог. Он убедился, что это почти невозможно. А в толчее Иван эту троицу и совсем было потерял. Увидел только, что они уходят врассыпную. Регент ввинтился в автобус, летевший к Арбатской площади, и ускользнул. Кот нырнул в трамвай, причем попытался заплатить кондуктору за проезд. Та, трясясь от ненависти, закричала, что с котами в трамвай нельзя. Кот поступил как человек, которого в трамвай не пускают, а ехать ему надо. Он повис на трамвайной «кишке» позади последнего вагона.

Иван Николаевич смутился, но ненадолго, потому что сообразил, что профессор должен находиться в доме № 13 и обязательно в квартире № 47.

Ворвавшись в квартиру и насмерть перепугав всех жильцов, Бездомный и там никого не нашел. Не нашел он его и в пустынном переулке. На Москве-реке его тоже не было. А спросить, не видел ли кто подозрительного иностранца, не было возможности, потому что переулок был пуст.

Сняв с себя одежду, Бездомный поручил ее какому-то бородачу, сидевшему на ступенях, ведущих к Москве-реке, а сам бросился в воду немного остыть. Наплававшись, он вернулся к тому месту, где оставил одежду, но не было ни его платья, ни самого бородача. Лежала лишь одежда последнего — полосатые кальсоны, изорванная толстовка, иконка, свечка и коробка спичек. Бездомный, погрозив кулаком неведомо кому, облачился в оставленные вещи. При этом засомневался, сможет ли пройти по Москве в таком виде, еще расстроился по поводу потери служебного удостоверения, с которым никогда не расставался.

После этого решил идти к Грибоедову, потому что подозрительный иностранец, по мнению Бездомного, должен был быть там.

Опасения Ивана полностью подтвердились, прохожие на него стали подозрительно оглядываться. Поэтому он покинул большую улицу и стал пробираться маленькими переулочками, в надежде избежать расспросов по поводу своего внешнего вида. На всем пути ему почему-то слышался рев полонеза из оперы «Евгений Онегин».

Старинный двухэтажный дом кремового цвета помещался в бульварном кольце. Назывался он «Дом Грибоедова» на том основании, что им якобы владела тетка писателя. Правда это или нет, не ведомо никому. А в настоящее время этим домом владел МАССОЛИТ. Домом Грибоедова его никто не называл, а все говорили просто — Грибоедов.

В доме размещались, кроме редакционных отделов, различные сопутствующие службы. Всякий человек, попавший в Грибоедов, понимал, что счастливцам, членам МАССОЛИТА, живется хорошо.

В этот день в половине одиннадцатого вечера была освещена одна только комната на верхнем этаже. В ней томились двенадцать литераторов, ожидавших прихода Михаила Александровича. Они шумели и возмущались, но напрасно. Не явившийся на заседание Берлиоз в это время был далеко от Грибоедова — в морге. Возле обезглавленного тела стояли патологоанатом, его прозектор, представитель следствия и заместитель Берлиоза по МАССОЛИТУ литератор Желдыбин, который попал сюда после пребывания на квартире убитого и опечатывания его бумаг в интересах следствия. Все стоявшие у стола совещались; пришивать ли голову к телу или просто прикрыть черным покрывалом.

Да, Берлиоз никуда не мог позвонить, поэтому напрасно ожидавшие его литераторы, потеряв всякое терпение, спустились в ресторан.

Вдруг за одним из столиков вспыхнуло слово «Берлиоз». Волна горя взметнулась при страшном известии о смерти Берлиоза, но подержалась-подержалась эта волна и стала спадать. Мы-то живы!.. Кто-то вернулся к своему столику с водочкой и куриными котлетами. Джаз разошелся, некоторые журналисты отправились в свои редакции сочинять некрологи. Ресторан зажил своей обычной жизнью. Но тут случилось нечто из ряда вон выходящее. Все увидели огонек свечи, а вместе с этим огоньком узрели шествующее к ресторану одетое в белое привидение. Швейцар, вышедший преградить привидению дорогу в ресторан, почему-то этого не сделал, глупо улыбнувшись. Все увидели, что это никакое не привидение, а известнейший поэт — Иван Бездомный. Он был бос, в разодранной белой толстовке и кальсонах. К груди его была приколота булавкой бумажная полустертая иконка неизвестного святого, а в руках он держал венчальную свечу. Правая щека Бездомного была свежеизодрана.

На фоне воцарившегося глубокого молчания и вопросов, как его не схватила милиция, Иван Николаевич стал кричать и рассказывать о том, что Мишу Берлиоза убил на Патриарших прудах иностранный консультант, профессор и шпион. Фамилию он его не запомнил, но, обращаясь к присутствующим, потребовал, чтобы они немедленно звонили в милицию.

В это время Арчибальд Арчибальдович, человек с внешностью пирата, отчитывал швейцара, почему тот пропустил человека в кальсонах. Швейцар оправдывался, мол, человек в кальсонах — член МАССОЛИТА. Отчитав провинившегося швейцара, командир потребовал ясно и точно Пантелея из буфетной, милиционера, протокол, машину и дал указание, что ехать надо в психиатрическую. И уже через четверть часа публика, собравшаяся вокруг, наблюдала, как из дверей ресторана выносили спеленатого, как куклу, несчастного молодого человека. Бедный Иван пытался попасть ногой именно в несшего его поэта Рюхина, крича, что тот сволочь. Вскоре грузовик отъехал от места происшествия и унес на себе всех участников жуткого, отвратительного скандала.

Иван Бездомный был доставлен в приемную знаменитой психиатрической клиники, недавно отстроенной под Москвой на берегу реки. Трое санитаров не спускали глаз с Ивана Николаевича. Рядом сидел взволнованный поэт Рюхин, который и отвечал на вопросы доктора Стравинского. Рюхин заглянул в глаза Ивана Бездомного и похолодел: в них не было никакого безумия. Рюхин подумал о том, что они привезли в клинику совершенно здорового человека. Но тут взвинченный Бездомный высказал в адрес Рюхина все, что думает по поводу его самого и его стихов. Рюхин похолодел от того, какую змею он пригрел на своей груди, но не связываться же с душевнобольным!

Бездомный теперь уже сам отвечал доктору на вопросы, касающиеся его поведения в ресторане и внешнего вида. После окончания своего рассказа он встал, сказал, что напрасно теряет здесь время, и собрался уходить, но санитары скрутили его. Бездомному вкололи какое-то лекарство, после которого он успокоился, сказав, что его все-таки заточили, положил голову на подушку и уснул. После этого Рюхин увидел, как из коридора, освещенного синими ночными лампами, выехала кушетка на колесиках, на которую и был переложен затихший Иван Николаевич. Доктор, отдав распоряжения по поводу нового больного, ответил Рюхину, что дела Бездомного плоховаты, и поставил предварительный диагноз — шизофрения.

Директор театра Варьете Степа Лиходеев очнулся утром у себя в квартире, которую он занимал пополам с покойным Берлиозом. Надо сказать, что квартира эта уже давно пользовалась нехорошей славой — из нее бесследно пропадали люди. Кто уходил на работу и не возвращался, кого приглашала милиция по пустяковым вопросам, после чего человек также бесследно исчезал, кто пропадал, уехав на дачу. Исчезли из нехорошей квартиры и жены Лиходеева и Берлиоза.

Подойдя к зеркалу, Степа увидел рядом неизвестного человека, одетого в черное и в черном берете. Степа молча на него уставился. Молчание нарушил неизвестный, сказав, что дожидается пробуждения симпатичнейшего Степана Богдановича. На вопрос Лиходеева, что угодно гостю, ответил, что уже одиннадцать, а ему было назначено на десять. Степа не мог говорить. Каждое слово причиняло ему боль. Неизвестный, словно угадав состояние Лиходеева, посоветовал лечить подобное подобным, поскольку никакой пирамидон в этом случае не поможет. Степа сообразил, что раз уж его застали в этом состоянии, надо признаваться, и, еле ворочая языком, ответил, что вчера он немножко…

Визитер оборвал его и указал на умело накрытый поднос, на котором, кроме графинчика с холодной водочкой, стояла умело подобранная закуска. После первой стопки состояние Лиходеева стало улучшаться, он даже стал выговаривать слова. Потом Степа вспомнил, что был на даче у поэта Хустова. Но вчерашний день его не интересовал, сейчас его занимало появление в спальне неизвестного.

Незнакомец представился. Его зовут Воланд, он профессор черной магии. Вчера днем он явился к Лиходееву, прибыв из-за границы, чтобы предложить свои гастроли в Варьете. Степа вчера еще согласовал все вопросы по поводу выступлений профессора Воланда с вышестоящими организациями и подписал с профессором контракт на семь выступлений. Для уточнения контракта Воланду было предложено явиться к Лиходееву в десять часов утра, что он и сделал. А когда пришел, был встречен домработницей Груней, сказавшей, что Берлиоза дома нет, а если пришедший желает видеть Лиходеева, то пусть идет к нему в спальню и ждет. Войдя в спальню, он увидел, в каком состоянии директор Варьете, и послал Груню в ближайший гастроном за водкой и закуской и в аптеку за льдом.

Степа попросил взглянуть на контракт. Все бумаги, в том числе и расписки о выдаче и получении артистом Боландом денег, были в полном порядке. Лиходеев вышел в коридор и остолбенел, увидев на двери Берлиоза печать. Тут же в памяти всплыл разговор с соседом на сомнительную тему, который можно было и не затевать…

Степа набрал номер финдиректора Варьете Римского и поинтересовался в осторожных выражениях, как там насчет вечера. В трубке ответили, что афиши выступления черного мага сейчас будут. Степа пообещал прийти через полчаса и повесил трубку. Лиходеев хотел хитро выспросить у артиста, что же он собирается показывать в Варьете, но вдруг увидел в зеркале странного длинного субъекта. Вслед за пропавшим в зеркале субъектом появился черный кот огромных размеров, который тоже пропал. Степа крикнул Груне, почему тут кот, но ответила ему не Груня, а гость. Он ответил, что кот этот принадлежит ему, а Груню он услал в Воронеж, на родину, поскольку она жаловалась на то, что Лиходеев уже давно не давал ей отпуска.

Степа вбежал в спальню и увидел своего визитера уже не одного, а в сопровождении типа, увиденного в зеркале, и кота огромных размеров со стопкой водки в одной руке и маринованным грибом на вилке в другой. Воланд сказал, что видит изумление Степана Богдановича, а удивляться нечему. Это свита господина Воланда, которая требует места. В этой квартире, по словам Воланда, есть лишний, и лишний этот сам Лиходеев. Клетчатый тип и кот высказали вслух все, что думали о профессиональных качествах директора Варьете и лично о нем. После чего Лиходеев оторопел окончательно. Из зеркала трюмо вышел маленький, но необыкновенно широкоплечий человек, в котелке на голове и с торчащим изо рта клыком, при этом еще огненно-рыжий. Азазелло за все проступки Лиходеева попросил разрешения у Воланда выкинуть его из Москвы, что и было немедленно выполнено.

Очнулся Степа на пляже в Ялте.

В психиатрической клинике состоялось более продолжительное знакомство поэта Ивана Бездомного и доктора Стравинского. Доктор и его коллеги узнали у Бездомного все насчет его прошлой жизни, а затем расспросили о вчерашнем происшествии на Патриарших прудах, при этом не удивляясь сообщению о Понтии Пилате.

Во время консилиума Бездомный размышлял о том, как глупо и странно все получилось: хотел предупредить окружающих об опасности, а попал в психиатрическую лечебницу.

После того, как поэт отправился в свою палату, к нему пришел доктор и долго беседовал. Бездомный рассказывал ему правду о вчерашнем происшествии, доктор же терпеливо выслушивал и не перечил. По окончании беседы Стравинский сделал вслух вывод о том, что вчера Ивана Николаевича кто-то сильно напугал и расстроил. Спасение пациента, по словам доктора, в полном покое, и поэтому доктор настоятельно рекомендует больному остаться в лечебнице.

Никанор Иванович Босой, председатель жилтоварищества в том доме, где проживал покойный Берлиоз, находился в страшных хлопотах. Сначала он участвовал в работе комиссии, опечатавшей рукописи и личные вещи покойного, а вслед за этим был атакован большим количеством так называемых наследников Михаила Александровича. Видя, что от них некуда деться, Никанор Иванович поднялся в эту самую проклятую квартиру № 50.

Войдя, он окликнул домработницу, но она не отозвалась, поэтому Босой прошел вглубь квартиры и оторопел, увидев за столом покойного неожиданного гражданина в клетчатом пиджачке, пенсне и жокейской шапочке. Никанор Иванович сурово стал наступать на гостя, узнал, что его фамилия Коровьев, и составил представление о нем как о лице не официальном, а даже и праздном.

Босой потребовал объяснений, на что Коровьев ответил, что состоит переводчиком при особе иностранца, имеющего резиденцию в этой квартире. Рассказал о том, что господина Воланда пригласил к себе директор Варьете Степан Лиходеев и предложил пожить в своей квартире, пока сам Лиходеев съездит в Ялту. А председателю жилтоварищества написал письмо с просьбой временно прописать иностраца. В ответ на возражения Босого, что никаких писем он от Лиходеева не получал, Коровьев посоветовал порыться в портфеле. И действительно, Никанор Иванович обнаружил в нем таковое письмо.

На пожелание увидеть иностранца последовал вежливый, но категоричный отказ. Переводчик тут же сделал Никанору Ивановичу одно очень интересное предложение. Он попросил разрешения для иностранного артиста пожить не только в квартире Лиходеева, но и на половине покойного Берлиоза, за что председателю жилтоварищества был обещан приличный куш.

Не дожидаясь согласия председателя, Коровьев тут же по телефону уладил все формальности с интуристским бюро, обязывающим иностранцев жить в гостиницах, и выплатил Никанору Ивановичу по тут же написанному контракту пять тысяч рублей за возможность недельного проживания иностранного артиста в квартире № 50. Ему также любезно выписали контрамарку на выступление гастролера.

Лишь только председатель покинул нехорошую квартиру, в ней раздался низкий голос, сообщивший, что ему этот Никанор Иванович не понравился, и что было бы очень хорошо, чтобы он больше не приходил.

И тут же Коровьев набрал соответствующий номер и плаксивым голосом сообщил, что проживающий по такому-то адресу Никанор Иванович Босой спекулирует валютой. За этим последовало указание на то место, где эта валюта спрятана. И только Никанор Иванович расположился за обеденным столом, как появились два лица, при виде которых Босой побледнел. Граждане проследовали в туалет, и из вентиляционного хода была извлечена пачка денег, но не рублей, а валюты. В свое оправдание гражданин Босой попытался предъявить контракт с Боландом и письмо от Лиходеева, но портфель был пуст.

Через пять минут Никанор Иванович Босой был выведен из дома в сопровождении двух лиц. Это видел и потом рассказывал соседям один из жильцов дома, Тимофей Кондратьевич Квасцов, от чьего имени говорил по телефону Коровьев. Через час Коровьев явился и в квартиру Квасцова, беседовал с ним, после чего пропали они оба.

Финдиректор Варьете Римский и администратор. Варенуха обсуждали в кабинете Римского афиши предстоящих выступлений мага Воланда. Очень их волновало и отсутствие Лиходеева, который позвонил на работу в одиннадцать, сказал, что приедет через полчаса, и вот уже добрых четыре часа его не было. Домашний телефон не отвечал. Варенуха высказал предположение о том, что Степан Богданович мог, как Берлиоз, попасть под трамвай. Римский сквозь зубы ответил, что это было бы хорошо…

В этот самый момент в кабинет вошла служащая, вручившая официальную телеграмму. Отправил это послание ялтинский розыск, а написано в ней было, что сегодня утром в уголовный розыск явился психически больной, наполовину одетый, и назвался Лиходеевым. В послании содержалось требование сообщить, где директор Варьете Лиходеев. Варенуха отправил по телефону телеграмму о том, что директор Варьете Лиходеев в Москве.

Женщина-разносчица телеграмм принесла еще одну молнию, в которой была просьба Лиходеева подтвердить его личность, поскольку он был заброшен в Ялту гипнозом Воланда. Римский и Варенуха засомневались: за такой короткий промежуток времени, который прошел после разговора с Лиходеевым по телефону утром, тот, конечно же, не мог оказаться в Ялте. Но откуда он знает про Воланда? Попробовали еще раз позвонить в квартиру № 50, но там молчали.

Принесли третью телеграмму. На сей раз это была фототелеграмма с образцом почерка Лиходеева и просьба подтвердить, что это действительно писал директор Варьете. И Римский, и Варенуха признали почерк Лиходеева. Еще в последней телеграмме было требование установить секретное наблюдение за Воландом. Римский попытался заказать разговор с Ялтой, но линия почему-то оказалась испорченной. Объяснения всем этим невероятным событиям найти было нельзя.

После всего Римский отправил в ялтинский розыск молнию. В ней говорилось, что он разговаривал с Лиходеевым в половине двенадцатого утра по телефону. После этого на службу он не явился, и разыскать его нет никакой возможности. Почерк Лиходеева Римский подтверждает, наблюдение за Воландом установлено.

После этого Римский сложил все телеграммы в конверт, написал на нем несколько слов и попросил Варенуху срочно отвезти эти телеграммы. По его словам, пусть там разбираются.

Но в это время в кабинете Варенухи зазвонил телефон, и гнусавый противный голос в трубке потребовал, чтобы Иван Савельевич никуда не ходил с телеграммами. Администратор стал возмущаться, но в трубке на это никак не отреагировали.

Над Москвой начиналась гроза. Варенуха вышел в сад и там встретил небольшого толстяка с кошачьей физиономией. Толстяк спросил, не телеграммы ли у Ивана Савельевича в портфеле. Потом напомнил, что его просили телеграммы никуда не возить и никому не показывать. Толстяк съездил Варенухе по уху так, что кепка администратора улетела в неизвестном направлении. Потом появился второй, плечистый, рыжий, и тоже съездил администратору, но уже по другому уху. После этого они подхватили Варенуху и понеслись с ним над Садовой. Улицу в это время заливали потоки дождя. В одну минуту бандиты доволокли еле живого администратора до дома, в котором была злополучная квартира. Варенуха был вознесен на пятый этаж и брошен на пол квартиры № 50. Тут оба разбойника сгинули, и появилась совершенно нагая рыжая девица с фосфорическими глазами. Девица, ладони которой были холоднее, чем лед, подошла к Варенухе и пообещала его поцеловать. Тогда Варенуха лишился чувств и поцелуя не ощутил.

В то время, когда над городом началась страшная гроза и потоки воды заливали улицы, Иван Бездомный в клинике для душевнобольных пытался сочинить заявление в милицию с описанием всех вчерашних событий. У него ничего не получилось, поскольку слова, мысли и ход невероятных событий не складывались в единое целое. А к тому времени, как начался ливень, Иван почувствовал, что обессилел, и расплакался. Добрая фельдшерица привела доктора, тот сделал больному укол и сказал, что больше он плакать не будет. Иван Николаевич успокоился и решил, что, вместо того, чтобы гоняться за консультантом, лучше было бы узнать от него продолжение истории про Понтия Пилата. И вот, когда сон уже крался к Бездомному, решетка беззвучно поехала в сторону, и на балконе возникла таинственная фигура, прячущаяся от лунного света, и погрозила Ивану пальцем. Иван приподнялся на кровати без всякого испуга и увидел, что на балконе стоит мужчина и прижимает палец к губам, призывая молчать.

В театре Варьете началось вечернее представление. Семья Джулли демонстрировала чудеса велосипедной техники. Единственный человек, которому до этого не было никакого дела, был финдиректор театра Григорий Данилович Римский. Он был мрачен, по лицу его пробегала судорога. Он был ошеломлен этой историей с исчезновением Лиходеева, а тут еще и Варенуха пропал. Конечно, можно было позвонить в ту организацию, куда по просьбе Римского поехал Варенуха со злополучными телеграммами, но Римский никак не мог заставить себя это сделать. А когда решился поднять трубку, то выяснилось, что его телефон не работает, как, впрочем, и все остальные.

Григорию Даниловичу доложили о том, что приехал иностранный артист. От этого известия Римского почему-то передернуло, и он сам отправился за кулисы принимать иностранца, поскольку принять его больше было некому.

Гастролер поразил всех, во-первых, фраком дивного покроя и невероятной длины, а также тем, что явился на выступление в черной полумаске. Не менее удивительны были его спутники: длинный клетчатый гражданин в треснувшем пенсне и черный жирный кот, который, войдя в уборную, совершенно непринужденно уселся на диване. Римский попытался выдавить из себя вежливую улыбку, но у него ничего не получилось. Клетчатый гражданин сам отрекомендовался как «ихний помощник». Финдиректор Варьете был удивлен, поскольку ни о каком помощнике в контракте речи не было.

Прозвенел третий звонок, и публика поспешила в зал, ожидая начала представления. Открыл его известный всей Москве конферансье Жорж Бенгальский. После того, как он закончил свою вступительную ахинею, занавес раздвинулся, и на сцене появился маг в сопровождении своей свиты. Маг потребовал себе кресло, которое необыкновенным образом тут же появилось на сцене, и, обращаясь к клетчатому спутнику начал вести пространный разговор о том, изменилось московское народонаселение или нет. То есть, по мнению говорившего, внешне москвичи, конечно, изменились, появились новые костюмы и средства передвижения — трамваи, автомобили. Но вот вопрос — изменились ли горожане внутренне?

Публика спокойно слушала эту беседу, полагая, что это прелюдия к магическим фокусам. И только Бенгальский влез в возникшую паузу и начал комментировать высказывания говоривших.

Маг и его свита повернули головы в сторону конферансье, обвинив его в том, что он неверно интерпретировал слова, попросту говоря — соврал, и продолжили беседу.

Мессир, как называли его сопровождавшие кот и Фагот, продолжил вслух рассуждения о москвичах. Ему было интересно — изменились ли они внутренне? За кулисами стали недоуменно пожимать плечами. Маэстро черной магии словно угадал настроение публики и сказал, что слов достаточно. Для начала он попросил Фагота показать что-нибудь простенькое. Кот и Фагот начали показывать карточные фокусы, по завершении которых колоды оказывались за пазухой некоторых зрителей и превращались в червонцы. В зале нарастало возбуждение, поскольку новенькие червонцы стали падать из-под купола, все их искали и хватали. Неизвестно, что было бы дальше, если бы конферансье не нашел в себе силы набрать в рот воздуху и сказать, что уважаемая публика только что стала участницей сеанса массового гипноза. После этого высказывания он добавил, что сейчас маэстро Воланд разоблачит этот опыт, и зрители увидят, что эти денежные бумажки ненастоящие и исчезнут так же быстро, как и появились.

Фаготу, как и публике, высказывание Бенгальского не понравилось. Он заявил, что деньги настоящие. И вообще, по его словам, конферансье ему ужасно не понравился. Фагот задал вопрос публике: что ему сделать с этим портящим сеанс человеком? С галерки подсказали — оторвать голову. Клетчатый отдал приказание коту, и Бегемот в два счета открутил голову Жоржу Бенгальскому. Потом кот передал голову Фаготу, и тот принародно выяснил у головы, будет ли она продолжать мешать вести сеанс. Голова жалобно ответила, что не будет, из публики послышались женские всхлипы и призывы простить незадачливого конферансье. Фагот спросил, как мессир прикажет — приставить голову на место, или нет. Маг в задумчивости произнес небольшой монолог о том, что люди остались прежними, даже милосердие иногда стучится в их сердца, вот только квартирный вопрос их испортил… А потом приказал голову все-таки надеть. В мгновение ока голова была водружена на место, причем не осталось ни шрама, ни малейшего следа от ее отсутствия. Фагот сунул Бенгальскому пачку червонцев и прогнал со сцены.

Конферансье едва успел покинуть сцену и выбежать за кулисы, как к нему вместе с другими работниками Варьете бросился Римский и попытался успокоить. Но ничто не помогало, и вскоре несчастному Жоржу Бенгальскому, ставшему буйным, пришлось вызывать карету с медиками. Когда конферансье увезли, Римский побежал обратно на сцену и увидел, что на ней происходят новые чудеса. Маг вместе со своим креслом исчез, а Фагот на сцене развернул дамский магазин.

Дамам предлагалось сменить свою одежду на последние модели знаменитых парижских; модельеров и парфюмеров, причем совершенно бесплатно. Сначала одна дама решилась изменить свой облик. Когда она, значительно похорошевшая, в вечернем парижском туалете, продефилировала на свое место, зрительный зал словно прорвало. Дамочки устремились на сцену, сначала имея возможность примерить одежду и выбрать духи, а потом уже и не имея этой возможности, хватали все подряд, поскольку Фагот объявил, что через минуту магазин закрывается. Раздался пистолетный выстрел, все старые вещи, сложенные горой на сцене, исчезли, как исчезли витрины, ковры и табуретки. Сцена опять стала величественна и строга.

Но в дело вмешалось новое лицо. Некто Аркадий Аполлонович Семплеяров, председатель акустической комиссии московских театров, прямо из ложи № 2 звучным басом потребовал разоблачить принародно все имевшие место фокусы. Наглый Фагот заявил, что готов сделать разоблачение. Он спросил у жены Семплеярова, где, по ее мнению, супруг был вчера вечером. Та ответила с апломбом, что, конечно же, на заседании акустической комиссии. Фагот возразил, заявив, что тот в течение четырех часов был в гостях у актрисы разъездного театра, назвал ее имя и адрес. После этого две женщины, сидевшие вместе с Аркадием Аполлоновичем в ложе — жена и молоденькая родственница, едва не подрались. Возникшее напряжение усилил кот, потребовавший от дирижера «урезать марш». И оркестр не просто грянул, а именно урезал какой-то совершенно неприличный бешеный марш.

После этого в театре Варьете началось самое настоящее вавилонское столпотворение, примчалась милиция. А маг и его свита, участвовавшая в представлении, исчезли со сцены.

В это время в психиатрической лечебнице Иван Бездомный рассказал своему ночному гостю, почему попал в клинику. После того, как поэт окончил свой рассказ, его посетитель сочувственно положил Ивану руку на плечо и сказал, что Иван сам виноват, потому что с ним так было нельзя. На нетерпеливый вопрос Бездомного, о ком же идет речь, гость ответил, что вчера на Патриарших прудах Иван Николаевич встретился с сатаной.

Бездомный был ошарашен, поскольку, по его мнению, сатаны не существует. Его собеседник разъяснил, что это действительно так, и сомневаться в этом пациенту психиатрической лечебницы никак не стоит. После этого Иван понял, что Воланд действительно был и на завтраке у Канта, и на балконе у Понтия Пилата. Потом он спохватился — надо остановить Воланда и его шайку. Гость Ивана снисходительно улыбнулся: успокойтесь, попробовали — и хватит. Бездомный должен понимать, что из этого ничего не получится. Собеседник Ивана был раздосадован, что с Воландом встретился Иван, а не он сам. На вопрос Ивана, зачем тот ему понадобился, гость ответил, что сидит в лечебнице, как и Иван, из-за Понтия Пилата, вернее, за роман о нем.

Гость рассказал свою историю. Не имени, ни фамилии своей он не назвал, представился по-другому: «Мастер». Достал из кармана черную шапочку с Вышитой на ней буквой «М» и надел ее. А история его была такова.

Еще два года назад он работал в одном из московских музеев, занимаясь переводами, будучи историком по образованию. Жил он одиноко, и неизвестно, сколько бы так продолжалось, если бы однажды он не выиграл сто тысяч рублей. Работу он оставил, переехал с Мясницкой поближе к Арбату, сняв две маленькие уютные комнатки, и начал писать роман о Понтии Пилате. Роман близился к концу, и вот однажды с Мастером случилось нечто гораздо более восхитительное, нежели выигрыш.

В переулке возле Тверской он встретил женщину. Мастера поразила не столько красота незнакомки, сколько невиданное одиночество в ее глазах. Они шли по безлюдному переулку и долго молчали. Впоследствии женщина говорила, что они любили друг друга давно, даже не зная друг друга, хотя она была замужем за другим человеком, а сам он никак не мог вспомнить имени той, на которой был женат, помнил только ее полосатое платье и музей.

Вскоре эта женщина стала его тайной женой. Она приходила каждое утро, сидела возле него, пока он писал, перечитывала отдельные страницы романа и повторяла понравившиеся ей фразы. Наконец, в августе роман был окончен, безвестная машинистка перепечатала его в пяти экземплярах, и роман должен был вместе с автором покинуть тайный приют и выйти в жизнь. После этого, по словам рассказчика, его жизнь кончилась.

Он отнес роман в издательство, но редактор ответил, что должен посоветоваться с критиками Латунским и Ариманом. В конце концов Мастеру ответили, что редакция обеспечена материалами на ближайшие два года, в связи с чем, естественно, роман напечатан не будет.

Мастер отнес роман в другое издательство, в газете напечатали достаточно большой отрывок из романа. Вслед за этим последовали одна за другой критические статьи — одна разгромнее другой. Автор одной статьи предлагал ударить по «пилатчине», вторая называлась «Враг под крылом редакции», а самой отвратительной была статья литератора Латунского «Воинствующий старообрядец». После такой критики нечего было и думать о том, что роман будет напечатан.

Маргарита очень сильно переживала со своим возлюбленным всю эту историю. Они стали расставаться чаще — она уходила гулять. А у Мастера появился друг. Однажды в калитку вошел человек, у которого было какое-то дело к застройщику, подошел к Мастеру, познакомился с ним и очень быстро сошелся. Отрекомендовался он журналистом по имени Алоизий Могарыч. Человек этот оказался необыкновенно умен, о романе отозвался лестно, но подробно и ясно объяснил Мастеру, разобрав роман на отдельные главы, почему роман не может быть напечатан. Маргарите Алоизий Могарыч категорически не понравился, но она оставила это знакомство на усмотрение Мастера.

Статьи не прекращались, и было такое ощущение, что авторы этих статей говорят не то, что хотят. Именно поэтому тон статей был все злее и яростнее. Мастер начал понимать, что болен. Маргарита стала просить его истратить оставшиеся от выигрыша десять тысяч для отдыха на Черном море. Он дал согласие сделать это на днях, правда, чувствуя, что ему этого сделать не придется.

Мастера стал преследовать страх, сменивший разочарование от отказа редакции и удивление от разгромной критики. Ему стал мерещиться огромный спрут, заползающий в окно. Однажды вечером Мастеру показалось, что осенняя тьма сейчас вольется в окно и задушит его. Он сжег свой роман в печке.

Как будто чувствуя, что с Мастером случилась беда, Маргарита пришла к нему вечером. Увидела его состояние, вытащила из печки обгоревшую тетрадь. Сказала, что придет к нему завтра навсегда, считая себя обязанной объясниться перед этим с мужем, от которого она ничего плохого не видела. После этого покинула жилище Мастера.

Через некоторое время в окно постучали. Мастер собой уже не владел, и в своем сером пальто, но с оборванными пуговицами, он вскоре жался во дворе от холода, страшась всего на свете. Потом прислушался — в его комнатах играл патефон. Мастер кинулся на улицу, где шофер одного из проходивших грузовиков сжалился над ним и отвез его вот в эту лечебницу.

На вопрос Ивана о Маргарите Мастер ответил, что писать ей не может, поскольку письмо из сумасшедшего дома не может быть отправлено по ее адресу. Он надеется, что она его забыла, и не желает делать ее несчастной. По поводу своего состояния Мастер ответил Ивану, что его болезнь безнадежна, несмотря на то, что гениальный психиатр доктор Стравинский обещает его вылечить.

Свой рассказ ночной гость Ивана завершил, сказав, что в этой лечебнице неплохо. А ключи от палат, которые Мастеру случайно удалось раздобыть, расширили его возможности общения.

Иван умолял рассказать, что было дальше с Иешуа и Понтием Пилатом. Мастер ответил, что его знакомый с Патриарших сделал бы это гораздо лучше, и, сославшись на то, что ему пора уходить, покинул палату Ивана.

Финдиректор Варьете Римский убежал к себе в кабинет, не дождавшись окончания представления, — не выдержали нервы. Он сидел за столом и воспаленными глазами смотрел на магические червонцы. Публика валом валила с представления. Вдруг за окнами раздался милицейский свист. Григорий Данилович выглянул в окно. Под фонарем стояла дамочка в одном нижнем белье, мужчина рядом с ней торопился снять с себя пальто, дабы прикрыть свою спутницу. Возле дамы собрался народ. Римский отшатнулся от окна. Он так и знал, что ничем хорошим представление не кончится. Милицейские свистки раздавались все чаще и в самых разных местах. И, что удивительно, скандалы затихали так же быстро, как и начинались. Римский собрался немедленно куда-то позвонить, оправдаться, валить все на исчезнувшего Степу. Вдруг раздался телефонный звонок, и тихий вкрадчивый голос в трубке посоветовал ему никуда не звонить, а то хуже будет. Римскому стало страшно.

Вдруг в кабинете появился администратор Варенуха. Само его появление сопровождалось странными деталями, но Римскому некогда было на это обращать внимание. Варенуха стал в подробностях рассказывать последние новости, касающиеся пропавшего Лиходеева, но чем дальше он рассказывал, тем яснее Римский понимал, что администратор врет. Рассмотрев повнимательнее Варенуху, Римский понял, что тот изменился до неузнаваемости. Голос стал глухим. Разговаривая, Варенуха все время прикрывался газетой. Под глазом был заметен огромный синяк, а шею прикрывало кашне. Самое страшное было в том, что Варенуха не отбрасывал тени, две тени за его креслом были чужими.

Поняв, что Римский все это заметил, Варенуха подпрыгнул в кресле и ловко защелкнул замок. Попытка Римского вызвать дежурного закончилась неудачей — кнопка звонка молчала. За окном появилась отвратительная девица, покрытая трупными пятнами, и стала лезть в форточку. Страх Римского передать было невозможно, хотя держался он мужественно. Но тут, на счастье финдиректора, пропел петух, и после третьего его крика нечистая сила исчезла.

Совершенно седой человек, каковым стал Римский, бросился на вокзал, сел в курьерский поезд, и больше этого человека никто не видел.

Никанор Иванович Босой, председатель жилтоварищества, тот самый, у которого в вентиляции были найдены четыреста долларов, тоже оказался пациентом доктора Стравинского. Но перед тем, как попасть в лечебницу, он побывал в официальном учреждении, где его попытались допросить на предмет появления валюты. Никанор Иванович сослался на нечистую силу, живущую в квартире № 50, и переводчика Коровьева, которого называл чертом. Посещение квартиры ничего не дало — она была абсолютно пуста, с нетронутыми печатями на дверях.

Видя, что Босой невменяем, его отправили в клинику. Странный сон приснился Никанору Ивановичу — будто он на представлении в театре, и на этом представлении со сцены призывают сдавать валюту. Зрители делают это — кто под нажимом, а кто и добровольно. Сон прервала фельдшерица Прасковья Федоровна, разбудившая стонавшего Никанора Ивановича. Укол успокоил больного, но, услышав его крики и стоны, забеспокоились больные в соседних палатах. Доктор Стравинский успокоил всех, пациенты стали засыпать. Одним из последних заснул Бездомный, ему слышалось пение птиц в роще. Во сне Иван увидел, что солнце уже снижалось над Лысой горой, и гора эта была опоясана двойным оцеплением…

Когда Левий Матвей подбежал к Лысой горе, он понял, что опоздал, поскольку кольцо оцепления возле горы уже сомкнулось. Левий Матвей попытался прорваться сквозь строй, мотивируя это желанием получше рассмотреть казнь, но получил удар копьем и вынужден был отойти. Он переживал, что пару дней назад оставил Иешуа одного из-за приступа внезапно случившейся болезни, и вот случилась беда. Единственным выходом для того, чтобы избавить Иешуа от мучений, была для бывшего сборщика налогов попытка прорваться к осужденному, вонзить ему между лопаток острый нож и самому, если посчастливится, погибнуть тут же. Но никакого ножа у Левия Матвея не было, пока он искал, где можно его купить, казнь уже совершилась. Четыре часа стоял Левий Матвей под палящим солнцем, призывая смерть и проклиная бога. Но его мольбы не были услышаны.

И вдруг несчастный увидел, что со стороны моря надвигается страшная гроза. Левий Матвей подумал, что поторопился со своими проклятиями, и, раздумывая, не принесет ли эта гроза изменений в судьбе Иешуа, молил бога об одном — чтобы молния ударила в столб, на котором казнили Иешуа, и избавила его от мук. Взглянув на гору в последний раз, он увидел, что солдаты покидают холм, добивая казненных ударами копья.

Гроза надвигалась столь стремительно, что бушующие потоки воды догоняли быстро уходивших солдат.

Левий Матвей, срываясь с уступов и рискуя быть смытым водой, добрался до столба, на котором висело тело Иешуа, и, скинув совершенно промокшую верхнюю одежду и оставшись в одной рубахе, припал к его ногам. Потом перерезал веревки на теле казненного. Голое тело Иешуа обрушилось на Левия. Его посетила какая-то мысль, и он на минуту оставил тело, перерезав веревки на двух других повешенных. Их тела стремительно закрутило водой. Через минуту ни Левия Матвея, ни тела Иешуа на холме не было.

На следующее утро события, связанные с театром Варьете, продолжались. То тут, то там по Москве прокатывались скандалы, связанные с появлением дамочек в одном нижнем белье. Стремительно распространялись рассказы о вчерашнем сеансе черной магии. Огромная очередь желающих попасть на новое представление стояла в кассу. С утра в театре все разыскивали администрацию в лице Лиходеева, Римского и Варенухи, но они пропали бесследно. Приехало следствие со знаменитой собакой Тузбубен. Всех поразило поведение пса. В кабинете финдиректора, в котором утром уборщица обнаружила горевшие лампы и разбитое окно, пес лег на брюхо, пополз к окну и зарычал. Потом взобрался на окно и стал с него кидаться. Пса провели через парадный вход, он довел следовавших с ним до стоянки такси, и вскоре след потерялся. Пса увезли. Никаких зацепок следствию найти не удалось — ни афиш, ни финансовой отчетности.

За старшего остался бухгалтер Василий Степанович Ласточкин. Ему предстояло сделать две вещи: отчитаться в Комиссии по зрелищам о вчерашнем представлении и сдать в финсектор кассу, собранную вчера.

В комиссии по зрелищам в кабинете председателя сидел костюм, говорил и подписывал приказы. Самого председателя Прохора Петровича не было. Заплаканная секретарша рассказала Василию Степановичу, что в кабинет председателя сначала рвался кот огромных размеров, она его прогнала. Вместо кота появился наглый толстяк с кошачьей физиономией и без доклада вошел к Прохору Петровичу. Председатель закричал: «Вывести его, чтоб меня черти взяли!» Толстяк усмехнулся и выполнил пожелание председателя. И вот за столом вместо человека сидел костюм.

Трясущийся бухгалтер, видя, что приехало следствие, покинул здание Комиссии, но, поскольку был человеком аккуратным, решил заехать отчитаться в филиал. В филиале комиссии его ожидала не менее странная картина — вопреки своей воле, весь коллектив пел, четко и слаженно, невзирая на то, что сотрудники находились в разных кабинетах. И в это здание приехала милиция. Вскоре все сотрудники были погружены на грузовики и отправились в клинику профессора Стравинского.

Бухгалтер приехал в финсектор сдавать кассу. Деньги у него приняли не сразу. Когда он заполнил хорошо знакомую форму и развернул сверток с деньгами, то похолодел, потому что вместо червонцев в нем была валюта разных иностранных государств. Василия Степановича арестовали, сказав, что это один из «штукарей» Варьете.

Примерно в это же время в Москву приехал Максимилиан Андреевич Поплавский, дядя Михаила Александровича Берлиоза. Причиной его появления в столице была полученная им телеграмма следующего содержания: «Меня только что зарезало трамваем на Патриарших. Похороны пятницу, три часа дня. Приезжай. Берлиоз».

Максимилиан Андреевич, как водится, поплакал о племяннике, сожалея о происшедшем, причем слово «меня» он принял за почтовую опечатку. Была еще одна причина, по которой он ринулся в столицу. Он давно мечтал переехать из Киева в Белокаменную, и освободившаяся квартира Берлиоза была очень кстати.

Оказавшись в Москве, он проследовал к председателю жилтоварищества, но в правлении ему ничего вразумительного сказать не смогли. Он пошел в квартиру № 50.

Дверь ему открыла девица, одетая только в белый фартучек, но вела она себя так, как будто была одета по всем правилам. Приезжего встретил Коровьев и стал громко рыдать, оплакивая кончину Михаила Александровича. Поплавский, конечно, тоже расстроился, а сам украдкой наблюдал за клетчатым, размышляя, не прописался ли этот тип в Мишиной квартире. Максимилиан Андреевич поинтересовался, не тот ли тип дал телеграмму в Киев. Оказалось, что нет, это сделал огромных размеров кот, который и подтвердил это.

У Поплавского отнялись руки и ноги. Кот потребовал паспорт дяди, проверил номер отделения и сказал, что в этом отделении выдают паспорта кому попало. Кот отменил присутствие дяди на похоронах племянника и позвал Азазелло проводить визитера. Азазелло буквально выкинул Максимилиана Андреевича на лестницу, шепнув на ухо, чтобы тот и думать не смел о московской квартире. Тот, оказавшись на лестнице, встретил маленького лысого человека, который поинтересовался, как ему пройти в квартиру №50. Решив еще раз проверить проклятую квартиру, Максимилиан Андреевич, имея свободное время до отправления киевского поезда, остался ждать, сам не зная чего. Через некоторое время человек этот с исцарапанной лысиной летел примерно в том же направлении, что и Поплавский. Максимилиан Андреевич выбежал во двор и сел в троллейбус, уносивший его к Киевскому вокзалу.

А человеком, проследовавшим в квартиру № 50 после Поплавского, был буфетчик Варьете Андрей Фокич Соков. Он узнал, где остановился гастролер, и явился с претензиями. Его провели к артисту. Андрей Фокич сказал, что вчера, во время представления, посетители буфета расплачивались там деньгами, сыпавшимися отовсюду в зрительном зале. Вскоре эти червонцы превратились в резаную бумагу, в результате чего буфет «пострадал» на сто девять рублей. Буфетчика успокоили, предложив еще раз взглянуть на червонцы. Развернув сверток, Соков увидел, что они настоящие. Но после этого Андрей Фокич был совершенно уничтожен тем, что обитатели квартиры знали, что в разных отделениях Сбербанка у него хранится более двухсот тысяч рублей. Самым страшным было сообщение о том, что через девять месяцев Адрей Фокич умрет от рака печени. Ему было предложено не умирать в больничной палате рядом со стонущими больными, а весело потратить эти деньги — на каждый из последних месяцев жизни приходилась кругленькая сумма.

Андрей Фокич покинул квартиру и пошел, как пьяный. На лестнице он вспомнил, что оставил шляпу, которую ему стало жалко. Он вернулся за головным убором, и девица подала ему шляпу и шпагу. При этом очень удивилась, узнав, что он пришел без шпаги. Шляпа при ближайшем рассмотрении оказалась беретом. Андрей Фокич перекрестился, шляпа превратилась в котенка, который вцепился ему в лысину. Буфетчик бросился вниз по лестнице и навсегда покинул проклятый дом. Он узнал, что одним из лучших специалистов по печени является профессор Кузьмин, и с перевязанной головой явился к нему на прием, умоляя остановить рак.

Профессор признаков рака не нашел, назначил странному пациенту анализы, прописал диету и направил к знаменитому невропатологу профессору Буре, поскольку нервы гражданина Сокова были совершенно расстроены.

Профессор и сам стал жертвой странных событий. В кабинете его то появлялся черный котенок на рабочем столе, то воробей вел себя странным образом. Вечером этого же дня профессор, весь обвешанный пиявками, сидел в спальне, а успокаивал его тот самый знаменитый невропатолог Буре.

Когда Мастер говорил Ивану о своей возлюбленной и своей надежде на то, что она его забыла, он ошибался. Маргарита Николаевна его не забыла.

В жизни этой женщины было все, но не было любви и счастья. В девятнадцать лет она вышла замуж за человека, сделавшего отличную карьеру. Они с мужем занимали огромную квартиру. Супруг Маргариты обожал свою жену, и она ни в чем не нуждалась, не была обременена бытовыми заботами. К сожалению, детей у нее не было.

Была ли она счастлива? Ни одной минуты с тех пор, как вышла замуж и попала в особняк. И только встретив Мастера, она поняла, что всю жизнь ждала именно его. Какой же ужас должна была испытывать эта женщина, которая, не успев вечером переговорить с мужем, вернулась в комнату Мастера и не нашла своего любимого!

Она была доведена до полнейшего отчаяния и в таких муках прожила всю зиму. Наступила весна. В Москве была кутерьма, связанная с появлением черного мага и его гастролями. Однажды Маргарита проснулась с твердой уверенностью, что с ней что-то произойдет. Дело в том, что ей приснился сон. Она увидела Мастера, который ей не снился очень давно, и он манил ее.

Муж уехал в командировку на три дня, и на это время Маргарита получила полную свободу действий. Она предалась воспоминаниям, достав из укромного уголка вещи, напоминавшие ей о Мастере.

Ее домработница, красавица Наташа, стала ее развлекать рассказом о дамочках, появлявшихся в разных местах Москвы в одном нижнем белье. Маргарита, не поверив этим сплетням, посмеялась над ними вместе с Наташей и отправилась на прогулку.

В трамвае она случайно услышала странный разговор о том, что у какого-то покойника украли голову прямо из гроба, и в связи с этим ожидаются проблемы с кремацией.

Маргарите надоело все это слушать, и она была рада, что ей пора выходить. Она отправилась в Александровский сад и села на ту самую скамейку, на которой она сидела с Мастером. Все было как тогда, только его не было. Предчувствие того, что сегодня с ней что-то произойдет, все усиливалось.

Она увидела похоронную процессию, но лица людей были отнюдь не скорбны. Все они выражали удивление, а не горе. Ей захотелось узнать, кого это хоронят с такими удивительными лицами. Мужской голос над ухом ответил, что Михаила Александровича Берлиоза, председателя МАССОЛИТа. Должно быть, она в рассеянности свой вопрос произнесла вслух. Неизвестный гражданин пояснил причину удивления — везут покойника, а куда девалась голова, не знают.

Маргарита спросила, какая голова, и обернулась к говорившему. Он был огненно-рыжий, с клыком, великолепно одетый, но что самое интересное — из нагрудного кармана вместо шариковой ручки торчала обглоданная куриная косточка.

Из рассказа рыжего Маргарита поняла, что за гробом идут литераторы, которые хоронят своего председателя, и оскалилась. Спросила у собеседника, который из них критик Латунский. Рыжий заметил, что она критика ненавидит.

Сосед Маргариты сказал, что послан к ней по делу. При этом назвал женщину по имени. Маргарита сухо заметила, что они незнакомы. Рыжий передал приглашение быть гостьей одного иностранца. Маргарита его отвергла. И стала продолжать беседу только после того, как клыкастый начал цитировать роман Мастера.

Немного успокоившись, Маргарита попыталась узнать у своего нового знакомого, неужели он что-то знает о Мастере? Да, Мастер жив, подтвердил Азазелло, и там, куда он ее приглашает, она сможет узнать о нем. Маргарита ответила, что она едет куда угодно.

Азазелло вздохнул с облегчением и вручил Маргарите круглую золотую коробочку, которую велел сразу спрятать от любопытных глаз прохожих. Потом дал подробные инструкции о том, как пользоваться содержащимся в ней кремом. Сегодня вечером, ровно в половине десятого, Маргарите надлежало, раздевшись донага, натереться этим кремом с головы до ног. В десять Азазелло сам ей позвонит и скажет все, что нужно. Маргариту доставят в нужное место, не причинив ей ни малейшего вреда и беспокойства.

Таинственный собеседник исчез. Маргарита сунула коробочку в карман.

В половине десятого, справившись с волнением, Маргарита открыла коробочку и стала легкими движениями втирать крем. Сделав несколько втираний, она взглянула в зеркало и расхохоталась. В зеркале на нее смотрела похорошевшая двадцатилетняя женщина, безудержно хохочущая и скалящая зубы. Маргарита смазала все тело и почувствовала необычайную силу и легкость во всех движениях. Тело ее потеряло вес. Крем изменил ее не только внешне. Она почувствовала радость в каждой частице тела и поняла, что свободна от всего. Она оставила мужу прощальную записку. С облегченной душой влетела в спальню. Следом вошла Наташа с вещами и, увидев Маргариту в таком виде, уронила все вещи на пол, всплеснув руками. Наташа была в восхищении от помолодевшей хозяйки.

Маргарита отдала ей все свои наряды. Услышав шум подъехавшей машины, она поняла, что приехал сосед снизу, Николай Иванович, и решила над ним посмеяться. Сидя на подоконнике, она завязала с ним беседу. Николай Иванович был совершенно ошарашен и не мог вымолвить ни слова.

Зазвонил телефон, и Маргарита кинулась к нему. Это был Азазелло, сказавший, что пора вылетать, и давший последние инструкции. Подлетела щетка, Маргарита с восторгом вскочила на нее, накинула какую-то голубую сорочку и вылетела из окон второго этажа. Ослепленный и оглушенный Николай Иванович грохнулся на кирпичи дорожки. Маргарита прокричала, следуя указаниям Азазелло, что она невидима, и вылетела в переулок. Вслед ей несся совершенно обезумевший вальс.

Маргарита летела на своей щетке по ночной Москве. Она была невидима, и никто не указывал на нее пальцем. Ее переполняли новые впечатления. Ей приходилось учиться управлять щеткой и своим телом, нырять под проводами и избегать фонарей и дорожных знаков, чтобы не разбиться. Из любопытства она заглянула в раскрытое окно одной арбатской кухни и удивила ссорящихся соседок, встряв в разговор и потушив обеим хозяйкам примусы. В конце улицы ее внимание привлек громадный роскошный дом, видимо, только построенный. Дом был хорошо отделан и имел собственного швейцара. Маргарита подлетела поближе и на доме увидела надпись: «Дом Драмлита», то есть дом драматурга и литератора, как было указано на табличке со списком жильцов. Эта надпись заставила Маргариту испустить хищный вопль. Она начала читать фамилии, и вдруг ей на глаза попалась фамилия «Латунский». Помня, что это тот самый критик, который погубил Мастера, Маргарита стремительно взлетела вверх по лестнице и подлетела к дверям квартиры № 84, в которой, согласно списку жильцов, проживал Латунский.

Под счастливой звездой родился критик, и звезда эта спасла его от встречи с разъяренной Маргаритой. В это время он находился на траурном заседании в МАССОЛИТе. На звонки в дверь никто не отвечал, и Маргарита, вычислив окна квартиры Латунского, влетела в одно из них. Нашарив выключатель, появилась на лестнице и убедилась, что попала в нужную ей квартиру. Говорят, что Латунский до сих пор бледнеет, вспоминая тот вечер.

Маргарита устроила в его квартире настоящий погром, не оставив ни одной целой вещи. Все было порушено, поломано и вдобавок залито водой. Вода сквозь полы в квартире Латунского залила нижние этажи. Затем Маргарита, решив, что рассиживаться нечего, разбила окна в квартире критика на восьмом этаже, перешла к окнам седьмого этажа. Ни швейцар, ни обитатели дома не могли понять, отчего без всякой причины лопаются окна в доме Драмлита.

Неожиданно дикий погром прекратился. В окне третьего этажа в своей кроватке сидел мальчик лет четырех и испуганно прислушивался. Взрослых в квартире не было, очевидно, все выбежали. Мальчик боялся и звал маму. Маргарита, как могла, успокоила его. Малыш поинтересовался, почему он не видит тетю. Она ответила, что мальчик видит ее во сне. Рассказала сказку про несчастную тетю, у которой было на свете все, но не было детей и счастья. Эта тетя долго плакала, а потом стала ведьмой. Маргарита умолкла, увидев, что мальчик спит.

Дальнейшее Маргариту уже не интересовало. Она повернула свою щетку за город и пришла к мысли, что напрасно так торопится, лишая себя удовольствия полета. После этого пролетела над поездом и озером и услышала, что ее кто-то догоняет. Оказалось, что это ее домработница Наташа летит рядом с ней верхом на борове. Хорошенько присмотревшись, она узнала в борове Николая Ивановича и звонко расхохоталась. Оказалось, что Наташа тоже воспользовалась кремом, мазнув и Николая Ивановича. Наташа попросила Маргариту выхлопотать для нее разрешение остаться ведьмой, поскольку домой она ни за что не вернется. Маргарита обещала помочь.

Она подлетела к реке, возле которой ей был оказан самый почтительный прием. В честь нее звучала музыка, и русалки водили хороводы. Ведьмы выстроились на поклон, а какой-то козлоногий припал к руке королевы и осведомился, хорошо ли она долетела. Потом преподнес ей бокал шампанского, от которого ей сразу стало тепло. Этот же козлоногий спросил, на чем королева прилетела. Узнав, что на щетке, сказал, что это неудобно. Соорудил из двух веток телефон и попросил прислать машину, что и было незамедлительно выполнено. Машина была самая обыкновенная, только вместо шофера сидел длинноносый грач. Маргарита спросила, где Наташа. Ей ответили, что она полетела в Москву, чтобы сообщить о прибытии королевы и помочь приготовить наряд.

Машина прыгнула, подняла к самой луне, и Маргарита понеслась в Москву.

Шофер-грач высадил Маргариту на одном из безлюдных кладбищ в районе Дорогомилова. Там ее встретил Азазелло, который и проводил Маргариту к тому месту, в котором ее сегодня ждали. Он вскочил верхом на рапиру, она — на свою щетку, и, никем не замеченные, они высадились около злополучного дома с не менее злополучной квартирой № 50. Проходя подворотню, они увидели стоявшего в ней человека, явно кого-то поджидающего. Второй точно такой же человек стоял у дверей подъезда, третий, точная копия обоих, сидел на лестничной площадке третьего этажа.

Азазелло и Маргарита подошли к дверям квартиры № 50. Звонить не стали, у Азазелло был ключ.

Первое, что удивило Маргариту за дверями квартиры — полная темнота. Но вскоре к ней подошел с лампадкой Коровьев, принарядившийся в черную фрачную пару, и объяснил, что мессир не любит электрического света. Освещение дадут в самый последний момент, и пусть королева не пугается, света будет более чем достаточно. Они стали подниматься по большой широкой лестнице и вскоре оказались на площадке огромного бального зала. Маргарита была удивлена размерами помещения, которое ухитрились вместить в обыкновенную московскую квартиру, и сказала об этом Фаготу. Тот сказал, что все дело в пятом измерении.

Далее Коровьев объяснил причины появления Маргариты в этом помещении. Он спросил женщину, поняла ли она, кто является их хозяином. Маргарита ответила утвердительно. Коровьев перешел к делу. Он объяснил, что ежегодно мессир дает один бал, именуемый балом ста королей, или весенним балом полнолуния. Мессир, как Маргарита сама понимает, холост, поэтому нужна хозяйка. По имеющейся традиции, она должна носить имя Маргарита. Сто двадцать одну Маргариту они нашли в столице, и только одна из них — Маргарита Николаевна — идеально подходит для этой роли. Согласна ли она принять на себя обязанности хозяйки бала? Маргарита ответила утвердительно. Коровьев в нескольких словах рассказал, кто сегодня будет на балу у хозяина — это особы, некогда власть предержащие. Но их возможности даже при жизни были ничтожно малы по сравнению с возможностями того, в чьей свите Коровьев имеет честь состоять. При этом добавил, что и сама Маргарита — особа королевской крови. Маргарита испуганно спросила, почему.

Оказывается, одна из французских королев, жившая в шестнадцатом веке, была бы очень удивлена, если бы узнала, что ее прелестную праправнучку будет вести по бальным залам по прошествии нескольких веков представитель свиты хозяина. Но вот Фагот оборвал свою речь и потушил свечу. Они зашли в небольшую комнату. В ней стояла кровать с неубранной постелью. Азазелло тоже был во фраке и поклонился Маргарите. Гелла варила что-то в кастрюльке, из которой поднимался серный пар. Она тоже поклонилась Маргарите. Еще в комнате находился огромный котище, держащий в руках шахматную фигуру.

Все внимание Маргариты было приковано к хозяину. Он сидел на кровати и сверлил ее глазами. Правым, сверлящим до дна души, и левым, похожим на выход в бездонный колодец. Воланд изучал взглядом Маргариту и остался доволен. Он отметил, что Маргарита умна — сказывается кровь. Ее познакомили с Абадонной — демоном войны.

Воланду доложили, что на балу двое посторонних: красавица, которая просит, чтобы ее оставили, и боров. Красавицу Наташу по распоряжению Воланда оставили при госпоже, а борова, т. е. Николая Ивановича, отправили на время бала на кухню к поварам.

Маргариту стали готовить к балу, поскольку приближалась полночь. Ее окатили сначала кровью, а потом розовым маслом, растерли до блеска какими-то зелеными листьями. На ногах у нее оказались туфли из розовых лепестков, на голове — золотая корона, а на шее — тяжелый медальон с изображением черного пуделя. Коровьев давал последние наставления. Он попросил уделять всем гостям хотя бы немного внимания и ни в коем случае не выражать на своем лице неудовольствия, даже если ей кто-то не понравится. Если хозяйка бала полюбит каждого гостя, то она будет вознаграждена сторицей.

Ровно через десять секунд наступила полночь, и из огромного камина стали появляться первые гости.

Преступники всех рангов и мастей — фальшивомонетчики, отравители, убийцы, короли и королевы, алхимики, висельники, прочая нечисть — прибыли на великий бал сатаны. Среди прочих Маргарита запомнила девушку по имени Фрида, некогда удушившую платком своего ребенка. И вот уже тридцать лет прошло, а ей каждый день продолжают подавать этот платок по утрам. Она уже и жгла его, и топила — ничего не помогает. Фрида все время пыталась попасть на глаза королеве и назвать свое имя.

Тем временем гости все прибывали. Голые женщины поднимались между фрачными мужчинами. Прибывающие в качестве приветствия прикладывались к колену Маргариты и вслед за этим целовали ее руку. Она чувствовала, что колено нестерпимо болит, а рука словно становится пудовой. Коровьев попросил ее потерпеть еще немного, и, действительно, поток посетителей вскоре стал редеть.

Изнемогающую от боли Маргариту Наташа и Гелла размяли, снова повели под кровавый душ, и Маргарита вновь ожила.

Коровьев попросил ее облететь все залы, чтобы гости не чувствовали себя брошенными. Маргарита каждому гостю попыталась уделить хоть немного внимания.

Попав в третий зал, она увидела Воланда. Он, к удивлению Маргариты, не воспользовался приготовленным для него возвышением, а вышел к гостям в той же грязной заплатанной сорочке, в которой он предстал перед Маргаритой. Рядом с Воландом оказался Азазелло, он нес какое-то блюдо. При ближайшем рассмотрении на этом блюде оказалась отрезанная голова мужчины с выбитыми зубами и глазами, полными страдания. Воланд обратился к голове Берлиоза по имени-отчеству и сказал, что при жизни покойный всегда был горячим сторонником теории, что после отрезания головы жизнь в человеке прекращается, и он уходит в небытие. Стало быть, каждому воздается по его вере. Таким образом, Берлиоз уходит в небытие в присутствии всех участников этого бала, хотя все они служат подтверждением обратного. А из черепа появилась чаша, из которой Воланд был рад выпить за бытие.

Прибыл еще один, последний гость. Воланд ожидал его. Гость ничем не отличался от остальных приглашенных мужчин, если бы не одно обстоятельство: его буквально шатало от волнения. Прибывший был ошарашен всем, а особенно нарядом Воланда. Но встречен гость был отменно ласково.

Маргарита узнала барона Майгеля. Этот человек служил ознакомителем иностранцев с достопримечательностями столицы. Маргарита подумала о том, что барон, стало быть, умер. Но вскоре все разъяснилось. Воланд объявил собравшимся, что после его прибытия в Москву барон предложил ему свои услуги и, будучи наушником и шпионом, напросился на этот бал с одной целью — подсмотреть и подслушать все, что можно. Есть предположение, что барона ждет печальный конец не далее, чем через месяц. Воланд решил обойтись без этого томительного ожидания. Абадонна снял свои очки, что-то сверкнуло в руках у Азазелло, из груди барона брызнула алая струя крови. Коровьев подставил под эту струю чашу, получившуюся из черепа Берлиоза, и наполнил ее до краев. Потом передал чашу Воланду, который объявил, что пьет за здоровье всех присутствующих, и прикоснулся к ней губами. Воланд приказал и Маргарите выпить из этой чаши. Маргариту качнуло, но голоса, шепнувшие в оба уха, что ей опасаться нечего, посоветовали не бояться.

Маргарита сделала глоток, и в ушах ее начался звон. Тление и запах склепа охватили зал, и вскоре все исчезло. Маргарита снова оказалась в скромной гостиной ювелирши, и из приоткрытой в нее двери падала полоска света. В эту дверь и вошла Маргарита.

После бала Маргарита в компании Воланда и его свиты ужинает. Все обмениваются впечатлениями об увиденном. Около шести утра Маргарита робко попросила разрешения уйти, хотя идти ей было некуда. Ее никто не удерживал, и королева почувствовала себя обманутой — никто не собирался вознаграждать ее за перенесенные ею страдания на балу. Внутренний голос советовал попросить, как подсказывал Азазелло в Александровском саду, но Маргарита самой себе ответила, что ни за что не станет этого делать. Она решила уйти отсюда и утопиться.

Воланд приказал ей сесть и поинтересовался, не хочет ли она что-нибудь сказать ему на прощание. Она ответила, что ничего, но если мессиру вновь понадобятся ее услуги, она готова их оказать. Воланд, а за ним и вся свита прокричали, что именно так и надо себя вести. Никогда не надо ничего просить, особенно у тех, кто сильнее. Сами все предложат и дадут. Итак, что же хочет Маргарита за то, что провела сегодняшний бал нагой, во что она ценит свое колено? Воланд велел говорить смело, поскольку это предложил он сам.

У Маргариты перехватило дух, и разыгрались самые смелые фантазии, но перед ней возникло лицо Фриды. Она попросила Воланда, чтобы той перестали подавать платок, которым она удушила своего ребенка. Воланд велел Маргарите самой сделать это. Маргарита вызвала Фриду и сказала, что ее прощают — платок подавать больше не будут.

Она произнесла вслух свое заветное желание — увидеть Мастера. И в тот же миг на полу появился Мастер в своем больничном одеянии. Маргариту он отстранил, приняв ее за галлюцинации, и в волнении упал бы на пол, если бы Коровьев ловко не подставил бы больному стул.

Воланд хмуро заметил, что Мастера здорово отделали, и предложил ему стакан вина. Глаза Мастера стали осмысленными только после второго стакана, и он разговорился с Воландом, рассказав ему свою историю. Воланд узнал, что роман, написанный Мастером, был о Понтии Пилате, и рассмеялся. Потом вернул Мастеру в целости и сохранности сгоревшую рукопись.

Воланд снова попытался узнать у Маргариты, чего же она хочет. Она, пошептавшись с Мастером, попросила вернуть их в свой подвал, и чтобы все было как прежде. Мастер этому воспротивился, сказав, что там уже живет другой человек, а сам он не имеет права допускать гибели Маргариты. И вообще, по словам бедного больного, не бывает так, чтобы все было как прежде.

Воланд согласился с этим, но решил попробовать, и после его слов с потолка обрушился Алоизий Могарыч. Азазелло спросил у него, правда ли, что он написал донос на Мастера о хранении им нелегальной литературы, поскольку сам Могарыч желал переехать в освободившиеся комнаты Мастера. Бессвязный лепет Алоизия послужил подтверждением его поступка. Могарычу было приказано убираться вон, после чего тот кверху ногами вылетел из спальни Воланда в раскрытое окно. Мастер изумился, сказав, что это почище того, о чем ему рассказывал Бездомный. Была уничтожена домовая книга с прописанным в ней Могарычем и история болезни Мастера. Ему и Маргарите вернули документы.

Оставшись наедине с Мастером и Маргаритой, Воланд еще раз получил подтверждение того, что они оба хотят оказаться в своем арбатском подвальчике, подарил Маргарите на прощание небольшую золотую подкову, усыпанную алмазами, и попрощался.

Через час в подвальчике загорелись окна, и все было, как тогда, до страшной беды, свалившейся на влюбленных. Мастер крепко спал, укрытый больничным халатом, а Маргарита тихо плакала от счастья, боясь, что колдовство закончится, и перебирала листы рукописи, зачитывая отдельные отрывки и строки из романа.

Над Ершалаимом разразилась страшная гроза. Под колоннами дворца Ирода Великого находился один-единственный человек — прокуратор Понтий Пилат. Во время урагана он сам наливал себе вино, пил, крошил хлеб, высасывал устрицы и жевал лимон. Потом снова пил, не прибегая к услугам раба, укрывшегося недалеко от гнева прокуратора за то, что разбил кувшин. Казалось, что Понтий Пилат кого-то ожидает.

Действительно, вскоре после окончания грозы перед прокуратором предстал промокший до нитки гость. Немного времени ушло на переодевание, и спустя несколько минут Пилат и его гость ели мясо, фрукты и устрицы, запивая все это великолепным вином. Понтий Пилат расспрашивал собеседника о казни, о поведении Варраввана, который перестал разбойничать, потому что стал знаменит, и о настроениях горожан. Кавалерийская ала покинула город, уйдет и когорта Молниеносного. Ночной гость посоветовал прокуратору, чтобы когорта на прощание прошла по городу. Понтий Пилат сказал посетителю, что громадные заслуги того в должности заведующего тайной службой при прокураторе Иудеи огромны, и сам прокуратор будет докладывать об этом в Риме.

Разговор перешел на Иуду из Кириафа. Прокуратор сообщил Афранию о последней полученной информации — сегодня ночью Иуду зарежут после того, как тот получит от первосвященника Каифы награду за предательство Га-Ноцри. Афраний выразил сомнение в достоверности информации, но прокуратор остался непреклонен — это действительно произойдет. Заведующему тайной службой было приказано принять все меры к охране Иуды из Кириафа.

Прокуратор вспомнил о своем старом долге — при въезде в Ершалаим у Понтия Пилата не оказалось денег на милостыню нищим, и он взял их у Афрания. Теперь он этот долг возвращает, несмотря на его возражения, и ждет с докладом о погребении казненных и о деле Иуды.

Афраний удалился. Прокуратор увидел, что солнца уже нет, и пришли сумерки.

Прокуратор и его верный пес Банга, любившие друг друга, встретили праздничную ночь на балконе. Афраний дал распоряжения тайной страже относительно похорон казненных преступников, а сам, переодевшись, на муле отправился за город. На небольшой греческой улице он быстро разыскал нужный ему дом, позвал женщину по имени Низа. Низа, быстро собравшись, не прибегая при этом к помощи служанки, отправилась за город. На базарной площади она обогнала красавца Иуду, принарядившегося для великого праздника и спешившего к дворцу Каифы. Он не только узнал ее, но, казалось, был изумлен. Потом спросил, куда она идет, и напомнил, что сегодня вечером они собирались встретиться. Низа ответила, что решила пойти за город, потому что ей скучно, а муж уехал. Иуде, так и быть, если ей не будет скучно с ним, она разрешит ее сопровождать. Только по городу они вместе не пойдут, а она назначила ему место встречи — в масличном имении, в гроте. После этого, запретив Иуде следовать за ней, Низа ушла.

Мысли Иуды перемешались, ему уже ни до чего не было дела, и ноги сами понесли его к условленному месту. Добравшись до грота, он окликнул женщину. Вместо нее в свете луны появились две мужские коренастые фигуры. Один человек был с ножом. Он спросил Иуду, сколько денег тот получил. Надежда спастись вспыхнула в сердце Иуды, он ответил, что получил тридцать тетрадрахм, которые готов отдать. В ответ нож, как молния, ударил влюбленного под лопатку, и тело его упало на землю.

Третья фигура показалась на дороге. Это был человек в плаще с капюшоном. Он приказал убийцам не медлить, и они, взяв кошель убитого и записку, поданную третьим человеком, запаковали все это в кожу и перевязали веревкой. Неизвестно, куда пропали двое убийц, но путь третьего человека известен. Переодевшись в военное одеяние, он подъехал к дворцу Ирода Великого.

Та часть, которую занимал прокуратор, словно ослепла под покровом праздничной ночи. Понтий Пилат распорядился приготовить постель на балконе, там же, где утром вел допрос. Сон сжалился над прокуратором. Во сне Понтий Пилат увидел, что идет по необыкновенно прозрачной лунной дороге со своей собакой, а рядом с ним — живой мальчик-философ. Они шли рядом и спорили о чем-то важном. Прокуратор даже рассмеялся во сне — как все здорово, ведь казни не было.

Проснулся он от доклада Марка Крысобоя. К прокуратору явился Афраний. Пробуждение было ужасным — Пилат вспомнил, что казнь все-таки была.

Он выслушал доклад Афрания о том, что Иуда убит, а сам заведующий тайной службой занят поиском преступников. Тридцать тетрадрахм с надписью «Возвращаю проклятые деньги» подкинуты неизвестными во дворец Каифы.

Что касается погребения, то команда, занимавшаяся этим, обнаружила возле столбов только два тела. Тело третьего преступника, Га-Ноцри, пытался похоронить Левий Матвей. Афраний разрешил ему участвовать в погребении. Прокуратор поблагодарил заведующего тайной полицией за проделанную работу, щедро вознаградил его и остался один на один с приведенным во дворец Левием Матвеем.

Понтий Пилат сделал ему предложение работать во дворце библиотекарем. Левий Матвей отказался, сказав, что прокуратор будет бояться его, после того, как убил Иешуа. А потом добавил, что оставшуюся жизнь посвятит тому, чтобы убить Иуду. Узнав, что Иуда убит, и организовал его убийство сам прокуратор, стал немного смягчаться, попросил кусок чистого пергамента и был отпущен из дворца.

На балконе под луной, положив руку под щеку, беззвучно спал пятый прокуратор Иудеи Понтий Пилат.

Маргарита дочитала роман с первыми лучами солнца и только тогда почувствовала, как изломано ее тело и она хочет спать. Удивительное дело — душа ее была в полном порядке, и ее ни капли не смущало, что она провела ночь на балу у сатаны. Она убедилась в том, что Мастер крепко спит, легла на соседний диванчик и уснула сама, причем никаких снов она не видела. Вместе с ней спал весь маленький домишко в глухом арбатском переулке.

Но целый этаж одного серьезного московского учреждения в это утро не спал, а был занят следствием по делу Воланда. Следствию надлежало из всего обилия разноречивых событий с примесью чертовщины и уголовщины слепить единое целое. Не единожды следователям пришлось побывать в злополучной квартире № 50, но они там так никого и не нашли. Были обнаружены участники странных событий в лице пропавшего Лиходеева, прилетевшего из Ялты в совершенно странном виде и безумном состоянии, нашли и Варенуху, и Римского. Все они требовали, чтобы их поместили в бронированную камеру и приставили к ним вооруженную охрану. Побывал следователь и в лечебнице у поэта Бездомного. А чего стоила пропавшая из гроба голова Берлиоза!

Самое интересное было то, что маг Воланд по документам никогда не существовал, никому не предъявлял своих бумаг, никаких договоров и контрактов не заключал и не подписывал. По сравнению со всем этим появление на улице женщин в одном нижнем белье и фальшивых червонцев было вещью не такой уж и примечательной. Пациентам доктора Стравинского было значительно хуже.

В учреждение поступил звонок, согласно которому квартира № 50 снова ожила, в ней, по словам звонившего, кто-то был. Группа мужчин, вооруженная не только огнестрельным оружием, но и отличной сетью и масками с хлороформом, попыталась арестовать обитателей проклятой квартиры. Войдя в нее, они увидели кота огромных размеров, который вытворял самые невероятные вещи — пил бензин из примуса, прыгал с люстры, стрелял из револьвера. Поймать его сетью было совершенно невозможно. Удивило всех то, что стрельба не причинила никому абсолютно никакого вреда.

В тот момент, когда вооруженные люди пытались схватить кота, в квартире раздался голос, спросивший, почему ему мешают заниматься. Еще один голос ответил, что суббота, и им пора.

В одно мгновение квартира оказалась охваченной пламенем, люди едва успели выскочить из нее и на ходу по телефону вызвать пожарных. Жильцы дома видели, как из окна охваченной пламенем квартиры вылетели три темных, как показалось, мужских силуэта и один силуэт обнаженной женщины.

А Бегемот и Коровьев тем временем побывали в одном из лучших магазинов Москвы, торговавшем на валюту. И там они учинили беспорядки, закончившиеся пожаром. Потом они отправились в ресторан Грибоедова, где были любезно приняты Арчибальдом Арчибальдовичем, сразу догадавшимся, кто его посетители. Попытки арестовать кота и Фагота в ресторане тоже закончились пожаром.

На закате солнца на крыше одного из самых красивых зданий Москвы находились Воланд и Азазелло. Они одновременно любовались Москвой и прощались с ней.

Воланда посетил Левий Матвей. Он передал просьбу своего учителя, прочитавшего сочинение Мастера. Учитель просил, чтобы Воланд, представитель тьмы, взял Мастера и Маргариту с собой и наградил их покоем. На вопрос Воланда, почему Мастера и Маргариту они не взяли к себе, в свет, Левий Матвей ответил, что они не заслужили света.. Они заслужили покоя.

Воланд попросил передать, что будет выполнено, и приказал Левию Матвею немедленно его покинуть.

Явились Коровьев и Бегемот с рассказом о своих последних похождениях. Воланд, выслушав их, резюмировал, что они выполнили все его приказы и просьбы. Более в их услугах он пока не нуждается.

На город надвигалась последняя страшная гроза и накрыла весь город. Воланд перестал быть видим в ее мгле.

Мастер со своей возлюбленной, проснувшись в подвале, еще раз перебирают в памяти все, что с ними произошло. Мастер просит, чтобы Маргарита вернулась к себе в особняк, потому что не представляет, как и на что они будут жить. Она отвечает ему, что ради него тряслась всю ночь на балу у сатаны. Они приходят к выводу, что надо искать спасения у потусторонних сил, раз уж так получилось.

В подвальчике совершенно неожиданно появляется Азазелло. Мастер — человек наблюдательный, он видит, что демон зла послан к ним с каким-то поручением. И действительно, Азазелло передал просьбу мессира. Хозяин просит Мастера и Маргариту совершить с ним небольшую прогулку. Любовники с радостью соглашаются. Азазелло передал и подарок своего хозяина — бутылку фалернского вина, того самого, которое пил прокуратор Иудеи.

Все трое выпили за здоровье Воланда. И для Мастера, и для Маргариты это вино оказалось смертельным. Они оба были им отравлены. Азазелло в одно мгновение оказался в особняке Маргариты и видел, как мрачная, ожидающая мужа женщина упала замертво на пол, схватившись за сердце.

После этого Азазелло вернулся в подвал и оживил обоих любовников. Мастер, очнувшись, понял, что они мертвы. Азазелло возразил, сказав, что, для того, чтобы быть живым, необязательно сидеть в больничных кальсонах и сочинять роман в подвале.

Маргарита восхваляла великого Воланда, который выдумал все намного лучше, чем могло быть в реальной жизни. Подвал вспыхнул, сгорела и вся прошлая жизнь Мастера и Маргариты. Все трое сели на ожидавших их коней и понеслись над крышами города. Мастер и Маргарита прилетели в лечебницу попрощаться с Иваном — больше Мастеру не с кем было прощаться.

Мастер встретился с Бездомным, объяснил ему, что больше писать «о нем» не будет. Он будет занят другим. С Иваном попрощалась и Маргарита.

После их ухода Иван с грустью понял, что его бывший сосед по палате мертв, и получил подтверждение у санитарки. Он понял также, что в городе умер еще один человек — это женщина.

Гроза закончилась без следа. Воланд со своей свитой и Мастер с Маргаритой навсегда прощаются с городом. Душу Мастера одолевают противоречивые чувства — от щемящей грусти до горделивого равнодушия и предчувствия абсолютного покоя. Все счета оплачены. Прощание завершено. Город ушел в землю и оставил по себе только туман.

Волшебные кони медленно несли своих седоков, облик которых неузнаваемо изменился. На месте Коровьева-Фагота, в драной одежде покинувшего Воробьевы горы и состоявшего переводчиком при таинственном консультанте, скакал темно-фиолетовый рыцарь с мрачнейшим, никогда не улыбающимся лицом. Маргарита поинтересовалась у Воланда, почему Фагот так изменился. Оказалось, что некогда этот рыцарь сочинил неудачный каламбур о свете и тьме, в результате чего ему пришлось прошутить несколько дольше, чем он предполагал. Но сегодня, по словам Воланда, была такая ночь, когда все счеты сводятся и все прощается.

Тот, кто был котом Бегемотом, оказался худеньким юношей, демоном-пажом, лучшим шутом, какой существовал когда-либо в мире. В своем настоящем виде летел и Азазелло, демон безводной пустыни, демон-убийца. Изменился и Мастер. Маргарита видела, как его седые пушистые волосы собрались сзади в косу, которая пушилась по ветру. Отметал ветер и плащ, отчего становились видны шпоры на ботфортах. Воланд тоже летел в своем настоящем обличье.

Так они летели достаточно долго и остановились только тогда, когда стала меняться местность. Воланд осадил коня на каменистой безрадостной плоской вершине. На верхней площадке этой вершины в кресле сидел человек, видимо, слишком погруженный в размышления и поэтому не слышащий ничего вокруг, равно как и подъехавших всадников. Маргарита увидела при свете луны, что рядом с креслом сидит огромная востроухая собака и лежит разбитый кувшин с вином.

Всадники остановили своих коней, и Воланд, обращаясь к Мастеру, сказал, что это герой его романа. Добавил, что роман прочитан. Единственное замечание — роман не окончен, по мнению читавшего. Воланд указал Мастеру на сидящего в кресле человека и сказал, что очень хотел показать автору героя его произведения. Две тысячи лет этот человек сидит в кресле на этой площадке и спит, но, когда приходит полная луна, он впадает в беспокойство и видит лунную дорогу. Хочет пойти по ней и говорить с арестантом Га-Ноцри, потому что, как он считает, не договорил что-то четырнадцатого числа весеннего месяца нисана. Но, увы, на дорогу ему выйти не удается, и к нему никто не приходит. И человек вынужден разговаривать сам с собой. Больше всего на свете он ненавидит свое бессмертие и охотно поменялся бы участью с Левием Матвеем.

Маргарита попросила отпустить несчастного. Воланд ответил, что об этом уже просил тот, с кем Пилат так стремился разговаривать. Потом повернулся к мастеру и сказал, что свой роман он может кончить одной фразой.

Мастер словно ждал этого, сложил руки рупором и крикнул так, что затряслись горы. Он закричал, что отныне Понтий Пилат свободен, и его ждут. Горы разрушились, возник огромный тысячелетний город с пышным садом, и появилась лунная дорога. Человек в белом плаще с кровавым подбоем, прокричав что-то, стремительно кинулся вслед за своим верным псом по этой необычной дороге.

Мастер поинтересовался у Воланда, куда же ему идти. Воланд попросил оставить Иешуа и Пилата вдвоем — может быть, они до чего-нибудь договорятся.

Воланд указал Мастеру и его подруге на их новое жилье — вечный дом, где они будут наслаждаться тишиной и покоем. Затем ринулся вместе со своей свитой в черный провал и исчез. Мастер и Маргарита увидели обещанный рассвет, перешли через каменистый мостик и пошли к своему вечному жилью. После окончания описываемых событий по Москве еще долго ходили слухи о нечистой силе и шайке Воланда. Долго продолжалось и следствие по этому делу.

Кроме сведенных с ума и погибших — Берлиоза и барона Майгеля — пострадали еще и черные коты. Были многочисленные задержания однофамильцев Коровьева и Воланда. Следствие занялось также и исчезновением Маргариты Николаевны и Наташи, но пришло только к заключению о том, что эти женщины были похищены шайкой преступников. Но вот что осталось для следствия совершенно неясным — для чего из лечебницы был похищен неизлечимый душевнобольной, именующий себя Мастером.

Что касается остальных участников событий, то в их жизни тоже произошли изменения. Конферансье Жорж Бенгальский был выписан из больницы утратившим значительную долю своей веселости. Из Варьете он уволился, потому что, как он справедливо понимал, нельзя было каждый день выступать перед двумя тысячами зрителей и выдерживать насмешки, выслушивая, как ему лучше — с головой или без нее.

Театральный администратор Варенуха стал необыкновенно добрым, нежным и отзывчивым, и иначе как «отец-благодетель» его никто не называл. Степа Лиходеев после выхода из клиники получил назначение в Ростов, где стал директором большого гастрономического магазина. Говорят, что он стал молчалив, сторонится женщин и пьет только водку, настоянную на смородиновых почках, отчего очень поздоровел.

Ставший стареньким-престареньким, с трясущейся головой, финдиректор Римский подал заявление об уходе из Варьете и поступил в театр детских кукол в Замоскворечье. Аркадий Аполлонович Семлеяров был переброшен в Брянск и назначен заведующим грибнозаготовительным пунктом.

На месте Римского оказался не кто иной, как Алоизий Могарыч. Буфетчик Соков умер от рака печени через девять месяцев после появления Воланда в Москве.

Да, через несколько лет затянулись воспоминания у многих людей, ставших невольными участниками событий, связанных с появлением Воланда и его свиты в Москве, но не у всех.

Каждый год в ночь весеннего праздничного полнолуния на Патриарших прудах появляется скромный зеленоглазый человек. Это — сотрудник Института истории и философии, профессор Иван Николаевич Понырев.

Придя под липы, он садится на ту самую скамейку, на которой сидел в тот достопамятный вечер с Михаилом Александровичем Берлиозом. После этого идет всегда одним и тем же маршрутом мимо злополучного турникета к готическому особняку в одном из арбатских переулков.

В такие ночи Иван Николаевич возвращается домой уже совсем больной, и жена его, делая вид, что не замечает тяжелого состояния мужа, укладывает супруга спать, держа наготове шприц с жидкостью густого чайного цвета.

После этого бедная женщина, связанная с тяжелобольным, может заснуть. Иван Николаевич будет до утра спать и видеть сны со счастливым лицом.

Будит ученого всегда одна и та же сцена — палач колет копьем привязанного в столбу и потерявшего разум Гестаса. Но страшна не столько сама сцена, сколько неестественное освещение, какое бывает в дни мировых катастроф.

После укола все меняется. Он видит лунную дорогу, на которую поднимается человек в белом плаще с кровавым подбоем, а рядом с ним идет молодой человек в разорванном хитоне с обезображенным лицом. Они пытаются о чем-то договориться, и человек в белом плаще все пытается получить у своего спутника ответ на мучающий его вопрос. Он умоляет сказать, что казни не было. Его молодой спутник улыбается и говорит, что казни действительно не было.

Только это и нужно человеку в белом плаще. Он поднимается все выше и увлекает за собой своего спутника. За ними величественно идет остроухий пес.

Лунный свет вскипает, и из него складывается непомерной красоты женщина, рядом с ней — бывший ночной гость Ивана. Маргарита целует и успокаивает Ивана Николаевича. Вот тогда-то и спит Иван Николаевич со счастливым лицом.

Наутро он просыпается молчаливым, но абсолютно здоровым. И никто его не потревожит до следующего полнолуния — ни безносый убийца Гестаса, ни жестокий пятый прокуратор Иудеи всадник Понтий Пилат.