И до последней все обиды Оплачены тебе, тиран! А. С. Пушкин Образ Наполеона, его стремительная карьера, возможность «маленького человека» подняться с помощью упорства и способностей на самый верх — всегда волновала умы и воображение русской интеллигенции. Вначале Наполеон, всего добившийся сам (без протекции и денег), восхищал и очаровывал своей неустрашимостью, умением повести за собой народы, добиться поставленной цели, но после вторжения в Россию он становится врагом: Наполеон «смел» посягнуть на самое святое — свободу и независимость
дорогой отчизны. После этого появился другой образ Наполеона — тирана и кровавого себялюбца, положившего к своим ногам тысячи жизней, перешагнувшего через святую заповедь: «Не убий!» Все эти этапы превознесения, обожания и ненависти к Наполеону отражены в разные периоды времени в русской литературе Пушкиным и Лермонтовым, Достоевским и Л. Толстым… А. С. Пушкин в стихотворении «Наполеон» дает исчерпывающую характеристику этого человека, его достоинствам и роковым ошибкам. Чудесный жребий совершился: Угас великий человек. В неволе мрачной закатился Наполеона грозный век… Наполеон сумел не упустить свой единственный шанс. Это восхищало лучшие умы России. Они видели в императоре освободителя народов, а он оказался самым заурядным властолюбцем. Среди рабов до упоенья Ты жажду власти утолил, Промчал в боях их ополченья. Их цепи лаврами обвил. Снова и снова поражает провидческая оценка Пушкиным деятельности Наполеона: он не освободил рабов, как они того жаждали, а «цепи лаврами обвил». Он сделался: жестоким тираном, а позже вверг Европу в невообразимую бойню, которая поглотила и его самого. Оцепенелыми руками Схватив железный свой венец, Он бездну видит пред очами, Он гибнет, гибнет наконец. Бежат Европы ополченъя! Окровавленные снега Провозгласили их паденье, И тает с ними след врага. Пушкину вторит и М. Ю. Лермонтов, показывая трудную, но славную победу русского духа и оружия над Наполеоном на Бородинском поле. Наполеон еще не понимает, что пришел его конец, а верит в свой полководческий гений, а между тем это поле его позора, гибели его полчищ и неминуемого конца и самого «героя». Изведал враг в тот день немало, Что значит русский бой удалый, Наш рукопашный бой!.. И опять вспоминаются слова великого Пушкина. Он поражался, как удачливый полководец не смог реально оценить силы свои и врага: Надменный! Кто тебя подвигнул? Кто обуял твой дивный ум? Как сердца русских не постигнул Ты с высоты отважных дум? А вот Лев Николаевич Толстой в романе «Война и мир» неоднократно описывает Наполеона бездушным карьеристом, мечтающим лишь о мировом господстве, люди для него — ничто. Он перешагнет через любого, в жертвенности людей Наполеон видит лишь свое обожание. Ни угрызений совести, ни сожаления о погибших по его вине не испытывает этот бездушный властолюбец. «…Наполеону подали небольшую чистокровную арабскую лошадь, и он сел и поехал галопом к одному из мостов через Неман, непрестанно оглушаемый восторженными криками, которые он, очевидно, переносил только потому» что нельзя было запретить им криками этими выражать свою любовь к нему… Подъехав к широкой реке Вилли, он остановился подле польского уланского полка, стоявшего на берегу — Было приказано, отыскав брод, перейти на ту сторону. Дольский уланский полковник… спросил, позволено ли ему будет переплыть со своими уланами реку, не отыскивая брода — Узнал, что, вероятно, император не будет недоволен этим излишним усердием… он бухнулся в воду… сотни уланов поскакали за ним… Уланы цеплялись друг за друга, сваливались с лошадей, лошади некоторые тонули, тонули и люди… и, несмотря на то, что за полверсты была переправа, гордились тем, что они плывут и тонут в этой реке под взглядами человека, сидевшего на бревне и даже не смотревшего на то, что они делали… Для него было не ново убеждение в том, что присутствие его на всех концах мира… одинаково поражает и ввергает людей в безумие самозабвения…» Для Толстого нет лучшего доказательства ничтожества человека, чем его гордость, пренебрежение к чужой, именно к чужой, жизни. Наполеон не жалеет солдат, ему кажется, что люди счастливы умереть за него, по малейшему мановению его руки или даже без оного. О поляках, бросившихся в реку, он отозвался довольно высокомерно известной латинской фразой: «Кого хочет погубить — лишает разума» — но ее можно отнести и к самому Наполеону. Он будет вскоре метаться и давать бессмысленные распоряжения во время Бородинской битвы, а попав в Москву, все сделает, что
бы погубить свою армию. Л. Н. Толстой развенчивает ореол героя, закрепившийся за Бонапартом. Он маленький, бездушный и тщеславный «человечек», возомнивший себя великаном, оттого и потерпел сокрушительное поражение от России. Если Наполеона считали великим полководцем, то Лев Николаевич отказывает ему и в этом таланте. Наполеон сгубил тысячи жизней ради своего безмерного эгоизма, тщеславия и жажды власти. Такой же взгляд на «героя» и у Федора Михайловича Достоевского. В романе «Преступление и наказание» писатель устами Раскольникова развенчивает славу Бонапарта. Родион Романович «берет пример» с Наполеона, решая для себя вопрос: «тварь ли он дрожащая или право имеет» перешагнуть через чужую кровь. «Уж если я столько дней промучился: пошел ли бы Наполеон или нет? Так ведь уж ясно чувствовал, что я не Наполеон… Шутка в том: я задал себе один раз такой вопрос: что, если бы, например, на моем месте случился Наполеон и не было бы у него, чтобы карьеру начать, ни Тулона, ни Египта, Ни перехода через Монблан, а была бы вместо этих красивых и Монументальных вещей просто запросто одна какая-нибудь смешная старушонка, легистраторша, которую еще вдобавок нужно убить, чтоб из сундука у нее деньги стащить (для карьеры-то, понимаешь?), ну, так решился ли бы он на это, если бы другого выхода не было? Не покоробился ли бы оттого, что это уж слишком не монументально… и грешно?., я, наконец, догадался (вдруг как-то), что не только его не покоробило бы, но даже и в голову бы ему не пришло… И уж если бы только не было ему другой дороги, то задушил бы так, что и пикнуть бы не дал, без всякой задумчивости!..» Для Достоевского страдания Раскольникова — признак его человечности. Родион Романович переживает из-за убийства, но для писателя это признак, что не очерствела душа героя, есть еще надежда на возрождение в нем человека. Наполеону же Федор Михайлович отказывает в человечности, и нет ему прощения, он вечный грешник, загубивший чужие жизни, невинные души, не раскаявшись в содеянном, а значит, нет ему и признания. Такое отношение к Наполеону стало традиционным в русской литературе второй половины XIX века. Лучшие умы, восхищавшиеся и желавшие подражать своему кумиру, враз отвернулись от Наполеона, не простив ему нашествия и сожжения Москвы. После этих печальных событий аристократическая Россия перестала говорить по-французски. Это, конечно, смешной патриотизм, отражающий фальшь и лицемерие высшего света, но прямое следствие вторжения Наполеона в Россию, его разбойничьего похода, окончившегося так плачевно для некогда блестящего героя, кумира русской «золотой молодежи» конца XVIII — начала XIX века.
