Осмеянный пророк. о поэте и поэзии
Наверное, для многих людей проникновение в мир поэзии начинается со знакомства с двумя русскими гениями: Пушкиным и Лермонтовым. Вот уже несколько лет они соперничают в моей душе, а долгое время я не знала, кому отдать
предпочтение. То на долгие недели пленял меня беспечно-ироничный автор «Евгения Онегина», то вдруг я попадала в плен к неистово-мрачному создателю «Демона». Чтение Пушкина для меня всегда отдых, развлечение. Погружение в Лермонтова, наоборот, — напряженная работа сердца и мысли. Пушкин ясен, как солнце, Лермонтов
Нет, я не Байрон, я другой,
Еще неведомый избранник,
Как он, гонимый миром странник,
Но только с русскою душой.
Удивительно, что в этих стихах слова, наиболее важные для раскрытия основной мысли произведения, рифмуются. «Другой» перекликается с «душой», а слово «душа» сопровождается эпитетом «русская». Становится понятным, что Лермонтов — «иной избранник» именно потому, что рожден в России. «Русская душа» — это душа «гонимого миром странника». Рифма «странник — избранник» подчеркивает важность для поэта именно такого смысла. Итак, Лермонтов сам находит себе имя. Он «гонимый миром» избранный «странник… с русскою душой». Так говорит о нем Д. Андреев. Откуда и куда лежит путь этого странника? Почему он «гонимый миром»? И чем же в конце концов отличается от души Байрона? Ответы на эти вопросы мы снова найдем в творчестве М. Ю. Лермонтова.
Вот стихотворение «Ангел». Читаешь первый раз и конечно же воспринимаешь его как искусную балладу, дивную, чарующую фантазию. Однако для Даниила Андреева «Ангел, несший его [Лермонтова] душу на землю и певший ту песнь, которой потом «заменить не могли ей скучные песни земли», есть не литературный прием… а факт». Перечитываешь стихотворение и вдруг понимаешь, что, если принять точку зрения Андреева, ответы на поставленные выше вопросы приходят сами собой. Они перед глазами!
…Он душу младую в объятиях нес
Для мира печали и слез…
Именно «миром печали и слез» гоним «неведомый избранник».
И звук его песни в душе молодой
Остался — без слов, но живой.
Найти слова этой песни здесь, на земле, — вот предназначение «странника». Это призвание мучительно, ибо обрекает поэта-вестника на одиночество среди «пестрой толпы» светского общества и среди поколения, грядущее которого «и пусто, и темно». Не здесь ли истоки переживаний, вылившихся в строки стихотворений «И скучно и грустно», «На севере диком стоит одиноко», «Выхожу один я на дорогу…»? Лермонтов пишет о душе:
…И долго на свете томилась она
Желанием чудным полна…
И звуков небес заменить не могли
Ей скучные песни земли…
Может быть, в этих строчках — разгадка неповторимости «русской души», постоянно устремленной к высшим мирам, тяготящейся оковами земного существования.
Чем ты несчастлив? —
Скажут мне люди.
Тем я несчастлив,
Добрые люди, что звезды и небо —
Звезды и небо! — а я человек!
Мы привыкли к словам М. Горького: «Человек! Это — великолепно! Это звучит… гордо!» А в отрывке из стихотворения Лермонтова «Небо и звезды» сквозит скорбь небесной души, заключенной в человеческом теле, осознание ничтожности человека перед Вселенной. Но нравственная чистота поэта в том и заключается, что он, в отличие от «светской черни», чувствует свое несовершенство и способен осознать величие мировой гармонии. За десятилетия до первого полета человека в космос Лермонтов писал:
В небесах торжественно и чудно!
Спит земля в сиянье голубом…
Эти строки по сей день не перестают изумлять читателей, литературоведов и… космонавтов. Никто из покорителей космоса не мог и предположить, что можно написать такое, не увидев землю в иллюминатор космической станции.
Духу Лермонтова были знакомы удивительные прозрения, но самому поэту приходилось жить среди тех, кого в стихотворении «Смерть поэта» он назвал палачами Свободы, Гения и Славы.
Становится понятным постоянное обращение к теме тоски, одиночества, неудовлетворенности окружающим миром. У Лермонтова, в отличие от Пушкина, практически нет стихов о дружбе, а стихи о любви наполнены горечью и разочарованием. Невозможно представить Лермонтова, пишущего «На холмах Грузии…», как невозможно соотнести пушкинский гений со строчками из «Неба и звезд». Кому же в «минуту душевной невзгоды» может довериться «гонимый странник»? Что или кто может утешить его страждущую душу? Только природа родной земли, слияние с ее красотой и покоем дарят поэту минуты возвышенного отдыха.
Когда волнуется желтеющая нива,
И свежий лес шумит при звуке ветерка…
Тогда смиряется души моей тревога,
Тогда расходятся морщины на челе, —
И счастье я могу постигнуть на земле,
И в небесах я вижу бога…
Вот так обретает поэт свое счастье. Один на один с природой, без людей, в стороне от «мира печали и слез»! Строки эти пронизаны любовью к родной стране. Любовь к Родине томила Лермонтова всю жизнь. Он многое знал о ее настоящем и даже о ее будущем. Настоящее тяготило его мелочностью, нравственным и социальным несовершенством.
Прощай, немытая Россия,
Страна рабов, страна господ…
В Российском государстве жизнь строится по законам лжи, насилия, лицемерия и подлости. Здесь хладнокровно могут убить поэта («Смерть поэта»), здесь честного человека и в былые времена ждала плаха («Песнь о купце Калашникове»).
Будущее России страшит поэта.
…Настанет год, России черный год,
Когда царей корона упадет…
…И пищей многих будет смерть и кровь…
Сегодня мы с горечью можем сказать, что ужасное пророчество сбылось, и это еще одно доказательство того, что Лермонтов — поэт особой миссии, оставшейся, увы, незавершенной. Сбылось и печальное предсказание Лермонтова о своей судьбе. С юных лет он знал, что финал его жизни будет окрашен кровью, а жизнь будет коротка, как росчерк падающей звезды.
Я раньше начал, кончу ране,
Мой ум немного совершит…
Нашелся в России еще один хладнокровный убийца с пустым сердцем, и не стало еще одного русского поэта. Судьбы Пушкина и Лермонтова пытались осмыслить многие русские классики: Ф. Достоевский, А. Григорьев, М. Цветаева, А. Ахматова, В. Ходасевич, И. Анненский… Каждый из них по-своему определял место великих поэтов в русской и мировой литературе. Когда И. Бунину было уже за шестьдесят, он неожиданно понял, что ошибался, считая Пушкина первым русским поэтом. На склоне жизни писатель убедился: первый русский поэт — Лермонтов. Перечитывая Лермонтова, все больше соглашаешься с этим мнением.
Д. Андреев писал:
«Если бы не разразилась пятигорская катастрофа, со временем русское общество оказалось бы зрителем такого жизненного пути, который привел бы Лермонтова-старца к вершинам, где этика, религия и искусство сливаются в одно».
Возможно, Лермонтов открыл бы нам путь покаяния и очищения от грехов мира сего через приобщение к той красоте, которая, по словам Ф. Достоевского, «спасет мир».
Лермонтов унес с собой тайну русского сердца, оставив нам лишь намек на разгадку. Разгадать эту тайну не дано никому, но приобщиться к ней, войти в мир Лермонтова и вернуться в «мир печали и слез» с обновленной душой может попробовать каждый. Мир поэзии Лермонтова — это космос, и трудолюбивый читатель — неотъемлемая часть его, без которой этот космос далеко не полон.