Пушкинская лирика дружбы
Дружбой освещена вся жизнь Пушкина и вся его поэзия. Наверное, никто из русских поэтов не воспел дружбу так, как Пушкин. И никто не сказал о неверной дружбе столько горьких слов!
Потребность в дружбе развивалась в настоящую духовную жажду, и ни от чего он так остро не страдал, как от долгой разлуки с друзьями. Как щедро дарил он им себя, как радовался каждой встрече!
«Пушкин был застенчив и более многих нежен в дружбе», — говорил о нем П. А. Плетнев. Пожалуй, нигде так явно не проявилось величие личности Пушкина, как в его отношениях
Иван Пущин, Антон Дельвиг и Вильгельм Кюхельбекер — самые преданные друзья молодого Пушкина. Их объединяла душевная щедрость и широта, устремление служить высоким общественным идеалам, искусству.
Иван Пущин оказывал большое влияние на своего гениального друга. «Мой первый друг, мой друг бесценный», «товарищ милый, друг прямой» — так трогательно обращался поэт к Пущину, которого любил безмерно.
С Кюхлей у Пушкина сложились еще с Лицея другие отношения. Пушкин относился к нему слегка насмешливо, но, тем не менее, трогательно и заботливо. Вильгельм мечтал о каком-нибудь великом деянии, которое прославит его в веках.
Кюхельбекеру посвящено первое опубликованное стихотворение Пушкина «К другу стихотворцу», в котором он уверяет Кюхлю, что «не тот поэт, кто рифмы плесть умеет, / И, перьями скрыпя, бумаги не жалеет», и призывает его оставить поэтическую свирель. А дальше было еще язвительнее. Одно из стихотворений кончалось так:
Вильгельм, прочти свои стихи,
Чтоб мне заснуть скорее.
Кюхельбекер обижался смертельно, приходил в бешенство, но так же скоро и остывал, продолжая нежно любить Пушкина.
Покидая Лицей, Пушкин прочел Кюхле посвященную ему «Разлуку», которая растрогала того до слез:
Лицейской жизни, милый брат,
Делю с тобой последние мгновенья,
Прошли лета соединенья;
Разорван он, нам верный круг,
Прости! Хранимый небом,
Не разлучайся, милый друг,
С свободою и Фебом!..
Прости! Где б ни был я: в огне ли смертной битвы,
При мирных ли брегах родимого ручья,
Святому братству верен я.
И пусть,
Пусть будут счастливы все, все твои друзья!
Третий из лицейских «мушкетеров» Пушкина — Антон Дельвиг. «Добрый Дельвиг», «мой парнасский бог», «художников друг и советчик» — флегматичный ленивец и необыкновенный фантазер. Его вымыслами лицеисты заслушивались. Он начал печатать стихи раньше всех в Лицее.
К мнению Дельвига о достоинствах или недостатках литературных произведений Пушкин всегда прислушивался.
Для Дельвига же Пушкин был самым большим авторитетом, он очень гордился, что первым поверил в талант Пушкина и воспевал его еще в ранних стихах:
Я Пушкина младенцем полюбил,
С ним разделял и грусть и наслажденье,
И первым я его услышал пенье…
В свою очередь, Пушкин высоко ценил «тихую», «скромную» музу Дельвига, считал, что его талант не был по достоинству оценен, и склонен был даже ставить себя в поэтическом отношении ниже своего друга.
С младенчества дух песен в нас горел,
И дивное волненье мы познали;
С младенчества две музы к нам летали,
И сладок был их лаской наш удел;
Но я любил уже рукоплесканья,
Ты, гордый пел для муз и для души;
Свой дар, как жизнь, я тратил без вниманья,
Ты гений свой воспитывал в тиши.
Своему любимому другу Ивану Пущину Пушкин посвящает слова сердечного привета, когда тот оказался в изгнании:
Мои первый друг, мой друг бесценный,
И я судьбу благословил,
Когда мой двор уединенный,
Печальным снегом занесенный,
Твой колокольчик огласил.
Молю святое провиденье:
Да голос мой душе твоей
Дарует то же утешенье,
Да озарит он заточенье
Лучом лицейских ясных дней!
Пущин, Кюхельбекер, Дельвиг… Трое самых близких друзей поэта. Каждый из них — частица жизни Пушкина, частица его сердца и души. Высокая гражданственность жизненной позиции Пущина, цельность и благородство его натуры, непосредственность, порывистость, импульсивность, «сумасбродство» Кюхельбекера; душевная ясность, изящество, гармоничность и доброта Дельвига — все это по-своему преломилось, выразилось и в характере Пушкина и в сложном внутреннем мире его личности.
Кроме верных, преданных «друзей по душе» окружали Пушкина и друзья «сиюминутные»: Никита Всеволожский, Алексей Вульф, Иван Великопольский, Николай Алексеев и наиболее яркий представитель этого типа приятелей — граф Федор Иванович Толстой — двоюродный дядя Льва Толстого. Но это было уже совсем другое общение и отношение. Здесь были и обман, и предательство, и горечь. Да Пушкин уже и не рассчитывал встретить лучших друзей, чем те, кто ему были дороги и близки, те, о которых он отзывался с такой любовью и преданностью, кому он посвятил свою лучшую лирику дружбы.
Случайно ли, что Пушкин ни разу не изобразил в своих произведениях верной, преданной, самоотверженной дружбы? Он так часто и настойчиво возвращался к теме соперничества, коварства и предательства в отношениях друзей. Достаточно вспомнить Ленского и Онегина, Моцарта и Сальери, Гринева и Швабрина. Пушкин, чье сердце было создано для дружбы, жило ею, пишет такие горькие выстраданные строчки:
Что дружба? Легкий пыл похмелья,
Обиды вольный разговор,
Обмен тщеславия, безделья
Иль покровительства позор.
Шли годы. Круг друзей, добрых приятелей, единомышленников поэта становился все уже и уже. «Иных уж нет, а те далече…» К моменту трагической развязки своей жизни поэт оказался почти в полном одиночестве. Пущин и Кюхельбекер — в ссылке, Дельвиг умер, Пестель и Рылеев — повешены, Нащокин и Чаадаев — в Москве, Соболевский — за границей, с Вяземским и Жуковским отношения в последние месяцы жизни поэта как — то охладились.
Осталось одно утешение: встречи и беседы на исторические и литературные темы с А. И. Тургеневым и В. Ф. Волковым.
Душу излить было некому. Вяземский нашел в себе мужество написать после смерти поэта знаменательные строки: «Пушкин не был понят при жизни не только равнодушными к нему людьми, но и его друзьями. Признаюсь и прошу в том прощения у его памяти».
И как горько это сознавать, ведь он так любил и ценил в жизни именно дружбу!