С. Д. ДОВЛАТОВ. «ЗОНА». (Опыт рецензии)

Сергей Довлатов — писатель нашего времени. Он стал известен только в восьмидесятых годах. У нас же в стране его книги появи­лись несколько лет назад, в начале девяностых.

Вся жизнь писателя была движением, энергией. Родившись в эвакуации 3 сентября 1941 Года в Уфе, он умер в эмиграции 24 ав­густа 1990 года в Нью-Йорке. С 1978 года — двенадцать лет — До­влатов жил в США, где окончательно выразил себя как прозаик. На Западе он выпустил двенадцать книг на русском языке. Его книги стали издаваться и на английском, и на немецком языках. При жизни

Довлатов переведен также на датский, шведский, фин­ский, японский… Лауреат премии американского Пен-клуба, он печатался в престижнейшем американском журнале «Ньюйоркер», Где до него из русских прозаиков публиковали лишь Набокова. Са­мым лестным образом отзывались о Довлатове Курт Воннегут и Джозеф Хеллер, Ирвинг Хау и Виктор Некрасов, Георгий Влади-мов и Владимир Воинович. Почему же все-таки российский талант на Родине всегда в оппозиции? Не потому ли, что его цель — иде­ал? По завету нашей классической литературы место художника — среди униженных и оскорбленных. Он там, где нет правосудия, где угасают мечты, царит беззаконие и разбиваются сердца. Но из тем­ного болота жизни художник извлекает неизвестный до него смысл, образы. Они «темны иль ничтожны» — с точки зрения гос­подствующей морали. А поэтому и сам художник всегда ужасающе темен для окружающих.

Довлатов сильно увлекался американской прозой: Шервудом Андерсоном, Хемингуэем, Фолкнером, Сэлинджером. Влияние это очевидно. Особенно в шестидесятые-семидесятые годы, когда ав­тор жил то в Ленинграде, то в Таллине и по мелочам публиковался в журнале «Юность». В Нью-Йорке оказалось, что эталоном прозы Довлатову служат «Повести Белкина», «Хаджи-Мурат», рассказы Чехова. Понадобилась эмиграция, чтобы убедиться в точности и правильности своего предчувствия: «…похожим быть хочется толь­ко на Чехова». Эта фраза из довлатовских «Записных книжек» очень существенна. Метод поисков, так сказать, художественной правды у Довлатова специфически чеховский. «Если хочешь стать оптимистом и понять жизнь, то перестань верить тому, что говорят и пишут, а наблюдай сам и вникай». Это уже из «Записной книж­ки» Чехова — суждение, необходимое для понимания творчества и жизненных принципов Довлатова.

В первую очередь писателя интересовало разнообразие самых простых людей и ситуаций. Соответственно. в этом отношении Его Представление о гении: «бессмертный вариант простого человека». Вслед за Чеховым он мог бы сказать: «Черт бы побрал всех вели­ких мира сего со всей их великой философией!»

Произведение «Зона», опубликованное в 1983 году, сначала в Америке, у нас — гораздо позже, имеет второе название — «Запис­ки надзирателя». Это своего рода дневник, хаотические записки, комплект неорганизованных материалов, описывающих в точности жизнь уголовной колонии. Рассказ ведется от первого лица — чело-

Века, работавшего в этой колонии надзирателем. Он рассказывает о дикости, ужасе мира, в который он попал. Мира, в котором дрались заточенными рашпилями, ели собак, покрывали лица татуировка­ми, насиловали коз. Мира, в котором убивали за пачку чая. Он пи­шет о людях, живущих в этом мире. О людях с кошмарным про­шлым, отталкивающим настоящим и трагическим будущим.

Но, несмотря на весь ужас и кошмар этого мира, жизнь продол­жалась. И в этой жизни даже сохранились обычные жизненные пропорции. Соотношение радости и горя, добра и зла оставалось не­изменным. В этой жизни, пишет он, были и труд, и достоинство, и любовь, и разврат, и патриотизм, и нищета. Были и карьеристы, и люмпены, и соглашатели, и бунтари. Но система ценностей была полностью нарушена. То, что еще вчера казалось важным, отошло на задний план. Обыденное становилось драгоценным, драгоцен­ное — нереальным. В этом диком мире ценились еда, тепло, воз­можность избежать работы.

В рассказе есть эпизод, где автор рассказывает о человеке, меч­тавшем стать на особом режиме, хлеборезом. «…Это был хмурый, подозрительный, одинокий человек. Он напоминал партийного бос­са, измученного тяжелыми комплексами». Для того чтобы занять такое место, в зоне надо было лгать, льстить, выслуживаться, идти на шантаж, подкуп, вымогательство. Любыми путями добиваться своего.

Сравнивая в предисловии к «Зоне» себя с Солженицыным, До-влатов говорит, что книги их совершенно разные. Солженицын был заключенным и описывал политические лагеря. Довлатов же писал о надзирателе в уголовном лагере.

Если говорить о художественном своеобразии произведения, то стоит заметить, что в этих хаотических записках прослеживается общий художественный сюжет, в какой-то мере соблюдено единст­во времени и места; действует один лирический герой (конечно, ес­ли можно назвать надзирателя «лирическим»). Можно сказать, что довлатовское повествование разделено не на главы, а на абзацы, на микроновеллы, как в чеховском театре, границей между ними яв­ляется пауза. Любая из них может оказаться роковой.

Отчетливо демократическая ориентация довлатовской прозы со­мнений не вызывает. И иного принципа отношений между людьми, чем принцип равенства, он не признавал. Но понимал: равными должны быть люди разные, а не одинаковые. В этом он видел нрав­ственное обоснование демократии, и это убеждение диктовало ему и выбор героев, и выбор сюжетов.


1 Star2 Stars3 Stars4 Stars5 Stars (1 votes, average: 5,00 out of 5)

С. Д. ДОВЛАТОВ. «ЗОНА». (Опыт рецензии)