Споры о человеке в пьесе Максима Горького «На дне»
Небывалый подъем нравственных, духовных, творческих сил испытывает в начале девятисотых годов Максим Горький. Его окрыляет предчувствие бури. Горький обратился к драматургии, наиболее действенному виду искусства, в преддверии первой русской революции. Страстным желанием «вмешаться в самую гущу жизни», прежде всего, был продиктован приход писателя в театр. Горький пишет «На дне» после окончания работы над пьесой «Мещане».
Эта пьеса М. Горького — новаторское литературное произведение. В ее центре — не только человеческие
Лука переступает порог подвала с одной из реплик, заключающей в себе целую философию по сути своей безразличного отношения к жизни и человеку: «Мне — все равно! Я и жуликов уважаю, по-моему, ни одна блоха — не плоха: все — черненькие, все — прыгают…» С этих слов доброго старца и начинается горьковская борьба с ним. Лука, по словам писателя, относится к довольно распространенному типу русского проповедника «благости», утешителя «от ума», которого «интересуют всякие ответы», но не люди: неизбежно сталкиваясь с ними, он их утешает, но только для того, чтобы они не мешали ему жить… Приветливый, мягкий странник, готовый всегда оказать услугу, у которого чуть ли не для каждого нашлось ласковое слово утешения, принес с собой смерть и неверие, еще более острое ощущение безысходности, холодное отчаяние и апатию.
Значительным контрастом ласкающей, завораживающей мелодии Луки звучит в драме песня узников — «Солнце всходит и заходит, а в тюрьме моей темно…» Не случайно ноты этой песни помещены перед вторым актом, здесь появляются первые «жертвы» Луки.
Психологически тонко, изнутри раскрывает автор социальную и философскую природу «гуманизма» Луки, незаметно сближает его проповеди с разглагольствованиями злобного и трусливого хозяина ночлежки, с моралью, проповедуемой околоточным Медведевым, с циническим равнодушием и апатией Барона. Слова Луки о правде-обухе смыкаются, в сущности, с костылевским — «не всякая правда нужна». А его слова у постели умирающей Анны «Все, милая, терпят… Всяк по-своему жизнь терпит…» созвучны афоризмам полицейского: «Человек должен вести себя смирно».
Всякое выражение протеста вызывает мягкий отпор Луки или разбивается о его равнодушие. Бунтарские речи Сатина рождают глухую неприязнь миротворца. «Люди не стыдятся того, что тебе хуже собаки живется,- говорил Сатин зашедшемуся в холодной тоске Клещу.- Подумай — ты не станешь работать, я — не стану… еще сотни… тысячи, все! что тогда будет?» На это Лука мрачно замечает: «Тебе бы с такими речами к бегунам идти…» Он труслив и осторожен. В опасный для жизни момент, когда убивают Костылева, Лука исчезает, как «исчезают грешники от лица праведных». Постепенно обнажается истинное лицо проходящего человека, и лицо это оборачивается знакомым серым ликом мещанина.
Сатин выступает в пьесе главным противником Луки. Их поединок сложен и диалектичен и начинается после исчезновения Луки. Это поединок лжи и правды, любви к человеку и боязни самого человека. В речах Сатина открывается горьковская философия гуманизма, символ веры художника нового мира, «человекопоклонника». Начав, казалось бы, с защиты старика, Сатин сразу же переходит в наступление, разбивает все лукавые истины, все заповеди старика, постепенно освобождая друзей своих от «чар сирены». Ложь, какая бы она ни была,- преступление, она «оправдывает ту тяжесть, которая раздавила руку рабочего… и обвиняет умирающих с голода…» Монолог Сатина — страстное обвинение власть предержащим: «Ложь — религия рабов и хозяев… Правда — бог свободного человека!» Но Сатин по-своему благодарен Луке. Забытое, подавленное, тот идеал, который некогда озарил жизнь, под действием проповеди Луки ожил в его сознании. Старик «подействовал на меня, как кислота на старую и грязную монету…» — признается он.
На протяжении всего четвертого действия идет сатинский бой с Лукой, с разъедающим ядом его хитрой лживой мысли: «…из головы вон не идет… этот старик! Не обижай человека! А если меня однажды обидели и — на всю жизнь сразу! Простить? Ничего. Никому…» Прощенья — нет, остается — борьба за человека. «Человек — вот правда! Что такое человек?.. Это не ты, не я, не они… нет! — это ты, я, они, старик, Наполеон, Магомет… в одном! Это — огромно! В этом — все начала и концы… Все — в человеке, все для человека!» В словах Сатина можно услышать призыв к восстанию. В поединке с Лукой одерживает победу Сатин — и в этом очищающая, возвышающая сила разыгравшейся трагедии.
Горький создал пьесу широкого эмоционального звучания, сумев передать гамму человеческих состояний — от вдохновенных речей Сатина о Человеке до смертельного отчаяния Актера.
Как можно убедиться, главный носитель добра в пьесе — Лука, который жалеет людей, сострадает им и пытается помочь словом и делом. Авторская позиция в драме М. Горького выражена, в частности, сюжетно. Последнее событие пьесы — смерть Актера — подтверждает слова Луки: «Поверил человек, затем потерял веру и удавился». Принято считать, что главным оппонентом Луки в споре о правде является Сатин. Это как будто бы и так, ведь именно он произносит афоризм: «Ложь — религия рабов и хозяев. Правда — бог свободного человека!» Однако именно Сатин не только заступается за старика, запрещая плохо говорить о нем, но и произносит свой знаменитый монолог о человеке, воплощая в жизнь идеи Луки. В самом деле, что такое рассуждения, как не словесный наркотик, призванный утешить всех вокруг, во всех вселить иллюзию собственной ценности, вне зависимости от реальных человеческих дел? Недаром именно после монолога Сатина в ночлежке начинается пьяный разгул, и даже глашатай беспощадной и злой правды Бубнов заявляет:
«Много ли человеку надо? Вот я — выпил и рад!» И только известие о самоубийстве Актера внезапно прерывает эту картину. Поэтому так многозначно звучат последние слова пьесы, вложенные в уста Сатина: «Эх… испортил песню… дурак!».
Долгое время образ Луки оценивался в литературоведами однозначно отрицательно. Лука был обвинен в том, что он лгал из корыстных побуждений, равнодушен к людям, обманывает их, наконец, что в момент преступления тайно исчезает из ночлежки. Но главное обвинение касалось его позиции, его отношения к человеку. Он проповедует жалость, милосердие, в прежние годы считавшиеся чем-то лишним, даже подозрительным, проявлением примиренчества, отступлением от позиции борьбы с классовым врагом, милосердие объявлялось «интеллигентской мягкотелостью», недопустимой в условиях схватки двух миров. Лука не призывает к радикальной борьбе, а все это в давние годы считалось вредным и чуждым человеку нового общества, «борцу за светлое общество». В нынешнее время образ Луки можно воспринимать внимательно и непредвзято.