Тема свободы в лирике Пушкина (2)
….Лицинию»,»Вольнось», «К Чаадаеву»
Романтическое направление в лирике Пушкина.
Его надо сослать в Сибирь»- негодовал император. Разумеется, его, возглавившего заговор против отца, болезненно задел намек в «Вольности». И все же возмущала не она, а стихи типа Сказок и послания.»К Чаадаеву».
Формально то, что мы называем южной ссылкой, значилось служебным перемещением. Но по сути это была именно ссылка: Пушкина удаляли из столицы, отправляли под надзор. Он уехал из Петербурга в мае 1820 года — чтобы вернуться в
романтического метода, давайте обратимся к одному из известнейших стихотворений Пушкина той поры — к «Узнику». Это своеобразная формула романтического мировосприятия.
Стихотворение открывается обручи «темницы» и томящегося в ней «узника». Вам никогда не приходило в голову задать вопрос: за какое преступление герой «сидит»? На какой срок осужден? Как происходил суд? Где расположена тюрьма? Разумеется, не
приходило. И это абсолютно Нормально и правильно. Пегому что по законам романтизма подобные вопросы и не могут возникать.
Основное содержание романтизма — выражение страданий души от несоответствия действителыности идеалам: мир не таков, каким должен быть. И остро ощущающий это несоответствие романтический герой чувствует себя чужим в этом сером обыденном мире. Он одинок, он загнан в клетку. Отсюда центральные мотивы романтизма — тема свободы, бегства из тюрьмы в некий иной, недостижимый и манящий мир. Люди кажутся безликой массой, герой ищет свой мир вне толпы: там, где небо, море — стихия.
Вскормленный в неволе орел молодой, мой грустный товарищ… Отчего именно орел? Почему не щегол, не синица? Образ орла — очень романтический символ. Прежде всего, это птиц гордая (не дается в руки, не приручается!), одинокая (орлы никогда не
собираются в стаи). В нем — мощь свободного полета, тяга в поднебесье… Обратите внимание: стремление к свободе у орла — врожденное, ведь он вскормлен в неволе. То есть, это стремление — определяющее качество; утратив его, орел перестает быть орлом,
перестает быть романтическим символом. Куда зовет орел узника? В очарованную даль, в тот мир, который всегда живет в воображении, в душе романтического героя, противостоя миру реальному:
Туда, где за тучей белеет гора,
Туда, где синеют морские края,
Туда, где гуляем лишь ветер… да я!..»
Философская лирика Пушкина
Нет полноценной личности без глубины самосознания. Каждый человек стремится осмыслить окружающий мир, постичь, как и во имя чего живут и умирают люди. Проблемы цели и смысла жизни, соотнесения бытия и личности — центральные вопросы русской литературы «Проклятыми вопросами» назвал их Федор Михайлович Достоевский, один из глубочайших философов нашей литературы. Проклятыми — ибо не найти на них однозначного, ясного ответа, ибо всегда они мучили и будут мучить людей. И это — залог бессмертия человечества, прочу что вечная: жизнь духа — в этой неуспокоенности, в этой бесконечной жажде самопознания.
Творчество Пушкина чарует, наверное, прежде всего гармонией, тем, что поэт удивительно полноценно прожил все возрастные периоды, глубоко прочувствовал и блистательно отразил в своей поэзии все человеческие состояния: от ранней юности до полного, гармоничного расцвета всех душевных, интеллектуальных и творческих сыч взрослого человека. По сути, пушкинское творчество — отражение духовного пути Человека: со всеми взлетами и падениями, с заблуждениями, самообманом — и их
преодолением с вечным стремлением к самопознанию и познанию мира.
Так, юность не может не узнать себя в восхитительном эпикурействе ранней пушкинской лирики: жить надо днем сегодняшним, стремясь возможно более полно исчерпать все
радости, которые он нам несет — ибо кто знает, что будет завтра?! Упоительное ощущение своей молодости, силы, здоровья и желание сполна насладиться ими торжествуют в каждой сточке стихотворения 1814 года «Пирующие студенты»:
Друзья! досужный час настал;
Все тихо, все в покое;
Скорее скатерть и бокал!
Сюда вино златое!
Шипи, шампанское, в стекле.
Друзья! почто же с Кантом
Сенека, Тацит на столе,
Фольянт над фолиантом. ?
Под стол холодных мудрецов,
Мы полем овладеем;
Под стол ученых дураков
Без них мы пить умеем.
Из всех философов пирующие студенты выбирают Эпикура бросившего в века девиз:»Живи сегодняшним днем!»
Жизнь ценна лишь пока мы молоды, пока гибки наши тела,
пока души полны огня и желаний. Великолепно сформулировано кредо тех лет в послании «
Не пугай нас, милый друг,
Гроба близким новосельем:
Право, нам таким бездельем
Заниматься недосуг.
Пусть остылой жизни чашу
Тянет медленно другой;
Мы ж утратим юность нашу
Вместе с жизнью дорогой.
Так ставится знак равенства между юностью и жизнью. В 1820 году в стихотворении «Мне вас не жаль, года весны моей…» Пушкин подведет итоговую черту, по-новому осмыслит минувшую пору ранней юности — и простится с ней. Попробуем проанализировать стихотворение. С чем расстается без сожаления лирический герой
и о чем он все же жалеет? «Не жаль», казалось бы, всех примет юности: «мечты, напрасной» и «таинства ночей», «неверные друзья», «венки пиров», «изменницы младые»… Все, что составив смысл жизни до сих пор — веселье, любовь, пиры, — утратило в его глазах свою ценность, оставлено без сожаления.
Жаль не времени, потраченного бездумно, но самого бездумья, уже невозможного. Такова цена опыта.
Блажен, кто смолоду был молод,
Блажен, кто вовремя созрел…
— скажет Пушкин в «Евгении Онегине», ибо человек, сполна насладившийся молодостью, взявший от нее все, развивается полноценно, гармонично. Ведь «грустно думать, что напрасно была нам молодость дана…» Ничто в жизни не дается «напрасно», все
требует осмысления. Момент прощанья с юностью тяжел, утрата прежних ценностей
приравнивается к утрате самой жизни:
Я пережил свои желанья,
Я разлюбил свои мечты
Остались мне одни страданья,
Плоды сердечной пустоты.
Впервые в 1821 году в радостном, светлом мироощущении Пушкина звучит воистину трагическая нота, появляются мотивы пустоты и, одиночества. Однако не следует забывать, что 1820-22 годы — расцвет романтизма в творчестве поэта, а самоощущение романтика слагается из чувств одиночества, преждевременной старости души,
борьбы с враждебным миром и собственной «судьбой жестокой»…
Логический итог рабства — полная девальвация всех нравственных ценностей, обесчеловечивание мира Добро и то — все стало тенью…
Стихотворение том же года «К Морю» завершает романтический период пушкинского творчества Оно стоит как бы «на стыке» двух периодов, пегому в нем присутствуют и некоторые романтические темы и образы, и черты реализма. Это прощание — во всех
смыслах. И с реальным Черным морем, с которым расстается (в 1824 году Пушкина
высылают из Одессы в Михайловское, под надзор родного отца), и с морем как романтическим символом абсолютной свободы, и с самим романтизмом, и с собственной юностью.
Это стихотворение интересно сопоставить с «Узником». В обоих важнейший мнив — мнив бегства, стремления к свободе. Как он звучал в «Узнике», помните? «Куда бежать?» — так вопрос не стоял: «Туда!», в возвышенный романтический мир. Теперь же нет
и не может быть прежней однозначности ответа
Мир опустел… Теперь куда же
Меня б ты вынес, океан?
Ибо бежать некуда, нет иного мира там, «где за тучей белеет гора». Но и безысходности уже нет в том стихотворении, ибо пришло понимание, что свобода не вне человека, она в душе каждого. И с того момента понятие свободы окончательно утрачивает политическое содержание, свобода становится этической и философской категорией.
События 14 декабря 1825 года стали для Пушкина, как и для большинства мыслящих людей его поколения, тем рубежом, который разделил историю России на «до» и «после», трагически завершил период либеральных надежд, ознаменовавших все царствование
Александра 1. В стихотворении 1827 года «Арион» Пушкин подводит итог духовным исканиям декабристов, всей их деятельности, оценивает их дело — и свое в нем место, свою роль. В аллегорической форме воссоздает он события недавнего прошлого:
Нас было много на челне;
Иные парус напрягали,
Другие дружно упирали
На руль склонясь, наш кормщик умный
В молчании правил грузный челн;
А я — беспечной веры полн —
Пловцам я пел…
Обратите внимание, каждый занят своим, важным делом, и задача певца — петь пловцам, нести Слово о них — Вечности. Именно поэтому закономерным кажется таинственное спасение певца: спасен тот, кому дано Слово. Дело этих людей живо, пока певец не изменил себе:
Я гимны прежние пою…
Утверждение вольности прежним идеалам и друзьям, во имя этих идеалов пожертвовавшим собой, звучит и в послании «Во глубине сибирских руд…» Философское понимание свободы не уводит Пушкина от «прежних гимнов», от былых идеалов. Оно лишь помогает более глубоко осознать жизнь. Пришло понимание, что свободу никому нельзя принести в дар, как мечталось в юности, что свобода начинается с постоянной духовной работы; и ни о какой политической свободе нельзя говорить, пока не обретено
духовное освобождение. Глубочайшее философское осмысление свободы дано в стихотворении 1828 года «Анчар». В первой же строфе возникает образ «часового». Часовой стоит на границе, охраняет один мир от другого черты особого мира, мира Анчара. Это мир абстрактного зла, ибо яд Анчара изливается вовне не из мести, а
от переизбытка: «Яд каплет сквозь его кору»..
К нему и птица не летит,
И тигр нейдет…
Тигр — воплощение жестокости; но это жестокость оправданная, понятная: он разрывает жертву и поедает ее, но он убивает оттого что голоден. Зло Анчара — именно абстрактное
зло, страшное самой своей беспричинностью. По сути, привычному человеческому миру противостоит антимир. Стихотворение построено на антитезе: первая его часть о самом «древе яда» отчетливо противопоставлена второй, сюжетной, которая
начинается именно с подчеркнутого противопоставления:
Но человека человек..
Посмотрите, в этой строчке намеренно убраны сословные перегородки: ведь перед лицом «антимира» и господин, и слуга прежде всего — люди, которые должны бы вместе противостоять дачу, идущему извне. И сила зла, сила Анчара именно в том, что
перед ним не люди, а хозяева и рабы.
Одного лишь «властного взгляда» достаточно рабу, чтобы пойти на смерть и за смертью. Мы привыкли сочувствовать рабам и проклинать угнетателей. Есть ли сочувствие к рабу у Пушкина? Нет, «бедный раб», покорный взгляду царя и умирающий «у ног Непобедимого владыки» вызывает скорее презрение. Он так же отвратителен поэту, как и его господин, ибо смирение раба есть клеймо его духовного рабства; как и чувство вседозволенности, руководящее «владыкой». Ибо духовная свобода не имеет ничего
общего ни со вседозволенностью, ни с безволием. Так, через духовное рабство, входит в мир людей яд Анчара:
А царь тем ядом напитал
Свои послушливые стрелы
И с ними гибель разослал
К соседям в чуждые пределы.
И свобода в понимании Пушкина обретает абсолютную самоценность, превышающую по значимости все сущее в мире: » На свете счастья нет, но есть покой и воля.»
(1 votes, average: 5,00 out of 5)