ТРАГИЧЕСКИЕ ПАРАДОКСЫ ИСТОРИИ В ПРОИЗВЕДЕНИЯХ О ПРЕСТУПЛЕНИЯХ СТАЛИНИЗМА
Настоящие писатели —
совесть человечества.
Л. Фейербах
В русской литературе особенно сильны
традиции гуманизма. Наши писатели все-
гда призывали «милость к падшим». Наверное,
не случайно Достоевский и Толстой, Чехов
и Короленко с таким глубоким человеческим
чувством писали о заключенных и ссыльных.
В советской литературе эти традиции были
забыты. Безвинные гибли в сталинских лаге-
рях. Оплакать их, заклеймить позором пала-
чей, разбудить души людей, чтобы такие
преступления никогда не повторились,
кую благородную задачу взяли на себя писа-
тели 60-80-х годов. Некоторые произведения,
написанные после XX съезда, были опубли-
кованы только сегодня.
В романе «Новое назначение» А. Бек пи-
шет о «трагических парадоксах» времени, по-
рожденных сталинизмом. Один из них — воз-
ведение строек коммунизма руками заклю-
ченных. О стройках полагалось трубить по-
всеместно, об армиях зеков на них — мол-
чать. И что самое страшное — оправдание
этих преступлений. Так, герой романа пред-
седатель госкомитета Онисимов, у которого
погиб в лагерях брат, твердо убежден в госу-
дарственной целесообразности системы лаге-
рей как организованной армии строителей но-
вого мира. И для каждого из зеков лишняя
порция овса, сваренного на воде, — предел
желаний.
За годы, прошедшие после XX съезда,
а особенно в последние несколько лет вы-
шло множество книг, правдиво рассказыва-
ющих о Сталине. По-разному изображают
его Рыбаков, Домбровский, другие писате-
ли. Но мы ясно видим властолюбца, одер-
жимого идеей безмерного могущества. Люди
для него — только материал для достиже-
ния чудовищных целей.
В «Детях Арбата» А. Рыбаков пытается
раскрыть психологию сталинизма. Мы ясно
видим те объяснения и оправдания, которые
позволяли с легкой душой обрекать на страда-
ния и смерть миллионы людей. Сталин — ге-
рой романа — считает, что только страдания
вызывают величайшую энергию. А значит,
можно заставить народ голодать, трудиться.
Народ надо заставить пойти на жертвы. Для
этого необходима сильная власть, способная
внушить страх. А страх нужно поддерживать
любыми средствами. Особенно хороша для
этого теория незатухающей классовой борьбы.
Так рассуждает в романе «величайший вождь
всех народов». Но мы видим, что эта людоед-
ская идея лишь прикрывает главное — жела-
ние беспредельной власти.
У М. Горького в «Моих университетах»
есть эпизод, когда агент охранки объясняет
Алеше устройство государства. Вот импера-
тор. Из него как бы идет невидимая паути-
на к министрам, от них — к чиновникам, и
так «паутина» оплетает всю страну. В ста-
линской же системе из сердца Сталина вы-
ходит невидимая колючая проволока, которая
идет к его ближайшим подручным: Ежову,
Берии, Кагановичу, Жданову и другим, спуска-
ется к руководителям областей, республик
и ведомств, генералам и офицерам НКВД
и так далее, опутывая всех. В романе Рыба-
кова мы видим и ближайших помощников
палача Сталина: Ягоду, Ежова, с которыми
тот обсуждает свои планы. Особое внимание
образам ближайших советников-палачей
Сталина писатель уделил в романе «Трид-
цать пятый и другие годы».
В стране возникает целая пирамида наси-
лия. Главной же фигурой становится следо-
ватель. В «Детях Арбата» показан следо-
ватель Дьяков, который «верил не в дейст-
вительную виновность, а в общую версию
виновности». Он запутывает Сашу Панкрато-
ва, играет на его честности, то запугивает, то
сулит освобождение. Ведь «хорош» тот следо-
ватель, который уговорами, пытками, угрозами
расправы над близкими, чем угодно заставит
подписать признание в несуществующих пре-
ступлениях. У Рыбакова на примере одно-
классника Саши Юрия Шарова видим, как
люди становятся такими палачами.
Очень четко выписаны образы следовате-
лей у В. Гроссмана в романе «Жизнь и судь-
ба» и у Ю. Домбровского в «Факультете не-
нужных вещей». Играя на преданности пар-
тии, прикрываясь высокими интересами, они
используют признания, обращая их против
невинных. А затем жертвами становятся и
свидетели. Нередко и бывшие палачи пре-
вращаются в жертв. Это описано у В. Гросс-
мана. Внутренний мир этих извергов чернее
ночи. Ни. разу не возникает у них мысль
о том, что люди, которых они терзают, луч-
ше их, имеют право быть свободными и сча-
стливыми. Напротив, чем хуже жертвам,
тем быстрее палачи продвинутся по службе.
Один из таких мучителей, описанных Домб-
ровским, со злобной тоской думает о том, что
из-за голодовки арестованного и его упорст-
ва полмесяца будет «в простое» и получит
выговор.
Вершителями судеб были и неправедные
судьи, и прокуроры. В романе В. Дудинцева
«Не хлебом единым» показан процесс над
изобретателем Лопаткиным, обвиненным в
разглашении государственной тайны. Судьи
заранее не хотели верить ни одному слову
обвиняемого. Да и как верить, если на выне-
сение приговора отводилось 20-30 минут!
Особый тип палачей — это люди, обле-
ченные властью, которые расправляются со
своими соперниками. В названном романе
В. Дудинцева это профессор Авдиев и его по-
мощники, которым изобретение Лопатки-
на — кость в горле. В другом романе В. Ду-
динцева «Белые одежды» эта тема развита и
углублена. Мы видим академика Рядно, лже-
ученого, который все силы направляет на то,
чтобы физически истребить биологов-гене-
тиков. Интересы науки или государства ка-
рьеристов ничуть не волнуют.
А как изображены жертвы? Их много,
и они очень разные. Всех их, однако, объеди-
няет то, что их не считают за людей, стре-
мятся превратить в «лагерную пыль». Их не-
виновность никого не интересует, она, быть
может, и есть их главная вина. Саша Панкра-
тов тоже не был преступником, напротив, он
искренне предан интересам революции. Но
его погубило, как и тысячи других честных
людей, что он был самостоятельным челове-
ком, высказывал смелые суждения, имел соб-
ственное мнение.
В лагерях и тюрьмах, описанных писа-
телями, сидят меньшевики и троцкисты,
«вредители» и верующие, «уклонисты»
и беспартийные — все те, кому не удалось
укрыться от страшной системы НКВД. По-
разному ведут себя люди. Одни сломались
сразу, другие готовы погубить других, дать
любые показания. Третьи сами стремятся
стать на место палачей, подсказывая изощ-
ренные способы эксплуатации заключен-
ных. Но есть и такие, которых не сломишь,
Мы восхищаемся арестованным Зыбиным
из романа Домбровского, перед которым,
казалось, спасовала система насилия. Аре-
стант пощел на «смертельную голодовку»,
и, как пишет автор, здесь власть всей сис-
темы кончилась, «потому что ничего более
страшного для этого зека выдумать она не
в состоянии».
Среди жертв есть люди, как герои рома-
на «Белые одежды», которые сознательно
идут против течения. Но большинство ведь
и не думало спорить с властью. И это осо-
бенно страшно! Страшно читать о том, как
заключенные гибли тысячами от непосиль-
ной работы и ужасных условий. О том, как
родственники репрессированных месяцами
ждали сообщения о том, где их близкие, жи-
вы ли они.
Но если бы жертвы были только в лагерях!
Нет! И в колхозах, и в штрафных ротах, и в
детских домах — везде. В повести А. Пристав-
кина «Ночевала тучка золотая» дети-жертвы
проходят все круги ада. Там же говорится
и о судьбе целого народа-жертвы, о чечен-
цах, высланных с родины по приказу Сталина.
А в повести «Заулки» В. Смирнова герой вспо-
минает о жертвах-крестьянах, которые на-
столько были задавлены налогами, что губили
фруктовые деревья.
Неисчислимы преступления сталинизма.
Эта эпоха еще долго будет занимать умы, по-
тому что она острее, чем какая-либо другая,
выявила проблему жестокости и гуманизма,
добра и зла, палачей и жертв.
(1 votes, average: 5,00 out of 5)