Судьба человечества в пьесе Максима Горького «На дне»

Человеческие мысли и чувства, надежды и мечты, сила и слабость — все это находит отражение на страницах пьесы «На дне». Ее персонажи — люди начала XX века, эпохи крушения старого мира и начала новой жизни. Но они отличаются от остальных тем, что общество отвергло их. Это изгои, люди «дна». Страшно и неприглядно место, где живут Сатин, Актер, Бубнов, Васька Пепел и другие: «Подвал, похожий на пещеру. Потолок — тяжелые каменные своды, закопченные, с обвалившейся штукатуркой». Почему обитатели ночлежки оказались на «дне» жизни,

что привело их сюда? Актера погубило пристрастие к алкоголю: «Раньше, когда мой организм не был отравлен алкоголем, у меня, старик, была хорошая память… А теперь вот… кончено, брат! Все кончено для меня!» Васька Пепел был выходцем из «воровской династии», и ему ничего не оставалось, как продолжить дело отца «Мой путь — обозначен мне! Родитель всю жизнь в тюрьмах сидел и мне тоже заказал… Я когда маленький был, так уж в ту пору меня звали вор, воров сын…» Бубнов, бывший скорняк, оставил мастерскую из-за измены жены и страха перед ее любовником: «… только мастерская-то на жену была… и остался я — как видишь!» Барон, разорившись, пошел служить в «казенную палату», где совершил растрату. Сатин, одна из самых колоритных фигур ночлежки, в прошлом телеграфист. Он попал в тюрьму за убийство человека, оскорбившего честь его сестры.

Характерно, что все обитатели «дна» склонны винить не себя, а внешние жизненные обстоятельства в том, что они оказались в бедственном положении. Я думаю, что если бы эти обстоятельства сложились как-то иначе, ночлежников все равно постигла бы та же участь. Это подтверждает фраза, сказанная Бубновым: «Хоть, по правде говоря, пропил бы я мастерскую… Запой у меня, видишь ли…» По-видимому, катализатором падения этих людей послужило отсутствие какого-то нравственного стержня, без которого нет и не может быть личности. В качестве примера можно привести слова Актера: «Пропил я душу, старик… я, брат, погиб… А почему — погиб? Веры у меня не было… Кончен я…»

Героев сближает общее обстоятельство — первое же серьезное испытание у каждого закончилось крахом всей его жизни. А между тем, Барон мог поправить свои дела не путем кражи казенных средств, а вкладывая имеющиеся у него деньги в выгодные дела; Сатин мог проучить обидчика сестры другим способом; а неужели мало бы нашлось мест на земле, где никто ничего не знает ни о Ваське Пепле, ни о его прошлом?

И так можно сказать о многих обитателях «дна». Да, у них нет будущего, но в прошлом был шанс не попасть сюда, однако они им не воспользовались.

Актер, Бубнов и Барон живут воспоминаниями о невозвратном прошлом, проститутка Настя тешится мечтами о великой настоящей любви. И вместе с тем, люди, униженные и отвергнутые обществом, ведут нескончаемые споры. Споры не столько о хлебе насущном, хотя и живут впроголодь, сколько о духовных и нравственных проблемах. Их интересуют такие понятия, как правда, свобода, счастье, любовь, гордость, честность, совесть, сострадание, терпение, смерть… Все это их волнует в связи с еще более важной Проблемой: что такое человек, для чего он явился на землю, в чем подлинный смысл его бытия? Бубнова, Сатина и Луку вообще можно назвать философами ночлежки. Удивительно то, что все герои пьесы, за исключением, пожалуй, Бубнова, отвергают «ночлежный» образ жизни и надеются на поворот судьбы, который вынесет их со «дна» на поверхность. Так, слесарь Клещ говорит: «Я — рабочий человек,… я с малых лет работаю… Ты думаешь, я не вырвусь отсюда? Вылезу, кожу сдеру, а вылезу… — Вот, погоди… умрет жена…» Хронический пьяница Актер надеется на чудодейственную лечебницу с мраморными полами, которая вернет ему силу, здоровье, память, талант и аплодисменты зрителей. Несчастная страдалица Анна мечтает о покое и блаженстве в загробной жизни, где наконец-то ей воздастся за ее терпение и муки. Отчаянный Васька Пепел убивает хозяина ночлежки Костылева, видя в нем воплощение жизненного зла. Его мечта — уехать в Сибирь и начать там новую жизнь вместе с любимой девушкой. Все эти иллюзии поддерживает странник Лука. Лука владеет мастерством проповедника и утешителя. Горький изображает его как врача, считающего всех людей неизлечимо больными и видящего свое призвание в том, чтобы скрыть это от них и смягчить их боль. Но жизнь на каждом шагу опровергает позицию Луки. Больная Анна, которой Лука обещает божеское воздаяние на небесах, говорит: «Ну… еще немножко… пожить бы… немножко! Коли там муки не будет… здесь можно потерпеть… можно!» Актер, поверив сначала в свое излечение от алкоголизма, в конце пьесы сводит счеты с жизнью. Истинную цену утешениям Луки определяет Васька Пепел: «Ты брат, молодец! Врешь ты хорошо… сказки говоришь приятно! Ври, ничего… мало, брат, приятного на свете!»

Очевидно, что Лука полон искренней жалости к людям, но он не в силах что-либо изменить, помочь обитателям ночлежки зажить иной жизнью. Сатин в своем знаменитом монологе отвергает подобное отношение как унизительное, подразумевающее какую-то убогость и несостоятельность тех, на кого эта жалость направлена: «Надо уважать человека! Не жалеть…, не унижать его жалостью…, уважать надо!» Я думаю, что в этих словах выражается позиция самого писателя: «Человек!.. Это звучит… гордо!»

Дальнейшую судьбу обитателей ночлежки нетрудно представить на примере Клеща. В начале пьесы он еще пытается выбраться со «дна» и зажить нормальной жизнью. Ему кажется, что «вот умрет жена», и все волшебным образом изменится к лучшему. Но после смерти Анны Клещ, оставшийся без денег и инструментов, вместе с другими мрачно поет: «Я и так не убегу». И действительно, не убежит, как и все остальные обитатели ночлежки.

Каковы же пути спасения людей «дна», и существуют ли они вообще? По моему мнению, реальный выход из положения намечается в речи Сатина о правде. Люди смогут подняться со «дна» лишь тогда, когда научатся уважать себя, обретут чувство собственного достоинства, станут достойными звания Человека. «Человек» для Горького — это почетное имя, звание, которое нужно заслужить.


1 Star2 Stars3 Stars4 Stars5 Stars (1 votes, average: 5,00 out of 5)

Судьба человечества в пьесе Максима Горького «На дне»