Без действия нет жизни…» В. Г. Белинский (По одному из произведений русской литературы. — К. Г. Паустовский. «Черное море».)
В свое время М. Горький усиленно направлял внимание писателей к активному познанию страны. Он полагал, что новая социалистическая действительность в ее связях с историей еще слабо изучена и недостаточно освоена художественным словом Одну из книг К. Паустовского тех лет («Кара-Бугаз») он с удовлетворением назвал «смелым и удачным опытом» в трудном деле изображения «перспектив нашего строительства» М. Горький считал, что советскому читателю крайне необходимы произведения, «посвященные художественной популяризации научных
Задуманная К. Паустовским книга по охвату специальных сведений, касающихся моря, его флоры и фауны, жизни глубин и рельефа побережий, характера ветров и своеобразия прибрежных городов, по раскрытию огромного культурного и революционизирующего значения причерноморского края, прославившегося деяниями замечательных людей, — словом, по своей обширности и полноте должна была стать как бы художественной энциклопедией. Во всяком случае, размышлял К. Паустовский, приступая к осуществлению своего замысла, получится ли именно такая книга или нет, но прицел на своего рода энциклопедичность следовало, по его мнению, сохранять обязательно.
В то же время К. Паустовский хотел говорить в своей новой книге «полным голосом», чтобы, как сказано в одном из его тогдашних рассказов, «возвеличить эпоху — блистательную и неповторимую», чтобы «дышать всей грудью воздухом времени, едким и свежим, как океанская соль».
Насыщенность произведения различными сведениями не должна была, по мысли К. Паустовского, ущемлять его художественность, образность или, тем более, изгнать романтичность восприятия и слова.
Он хотел, чтобы повесть дышала широкими пространствами моря и неба, чтобы на ее свежих страницах играли морские зори, грохотали штормы или дул легкий бриз, толпились у горячих берегов груженные кефалью и султанкой рыбацкие шаланды, разговаривали и пели люди, чтобы ожила история, такая же древняя и бурная, как само море, чтобы заговорили даже камни, эти молчаливые свидетели былого. И наконец, чтобы, подобно маякам, блеснули на горизонте таинственные огни будущего…
«Черное море» действительно вышло из-под пера писателя произведением резко своеобразным, заметно непохожим даже на предшествовавшие «морские» рассказы и повести К. Паустовского, но в то же время новая повесть сохранила все живые стилистические, образные и мелодические связи с прежним творчеством своего создателя. «Прививка науки», то есть внимание писателя к специальным вопросам географии, аэрологии, океанографии, биологии, геологии, метеорологии, а также археологии и истории, оказалась настолько органичной, так естественно растворившейся в тексте, что мы не ощущаем при чтении ни малейших трудностей и даже не догадываемся, что нас порой весьма основательно «просвещают».
«Писатель тончайшей наблюдательности», как сказал о К. Паустовском М. Шолохов, он сумел пронизать данные науки живыми подробностями личных впечатлений, «аргументировать» их свидетельствами-рассказами конкретных людей, заодно познакомив нас со спецификой их труда и поучительными превратностями судеб.
: Повесть «Черное море», при всей ее необычной оснащенности, завидной, так сказать, грузоподъемности, кажется нам легкой и грациозной, как белокрылое парусное судно. Не сразу догадаешься, что в своих скрытых от глаза трюмах оно несет весьма тяжелый и основательный груз.
К. Паустовский, по его словам, когда писал «Черное море», взял себе за образец морские лоции. Он был очень высокого мнения об этих справочниках, предназначенных для капитанов и штурманов. Лоция Черного моря была им изучена не менее тщательно, чем история восстания на «Очакове» и биография лейтенанта Шмидта.
Ему нравился самый язык лоций — точный и непреднамеренно поэтичный.
«Язык лоций, — писал он в статье, посвященной истории создания повести, — точен, своеобразен и полон морской поэзии. Лоции иных морей читаются с таким же увлечением, как самые заманчивые романы. Свою книгу о Черном море я задумал как художественную лоцию…»
Но лоция — первооснова, чертеж, как бы своеобразный путеводитель, в прямом и строгом смысле этого слова. В повести К.- Паустовский так уточняет свое отношение к лоции: «Все же самая точная лоция бессильна перед неожиданными переменами света, красок и прозрачности воздуха». И она, само собой, совершенно бессильна перед людьми: у нее просто нет такой задачи — рисовать характеры и судьбы.
К. Паустовский ввел в свою повесть множество тонких, проникновенных пейзажей, показал немало интересных — обыкновенных и легендарных — людей.
Но он постоянно имел в виду свою особую цель — показать Черное море не только так, как обычно принято его изображать, то есть красоту, величественность и т. д. Он решился посмотреть на него, по его выражению, как на «глубокую впадину», возникшую когда-то в результате геологических потрясений и живущую по очень точным законам. Романтическая «синева моря», не боится он уточнить, объясняется большой примесью содержащихся в воде солей, химическая формула которых известна. А зеленый отлив воды, запечатленный живописцами, поэтами и прозаиками, вызван зарослями «диатомовых водорослей».
Идя вслед за лоцией и не гнушаясь «диатомовых водорослей», К. Паустовский, однако, прежде всего следует законам Поэзии.
Такое сочетание трезво научного знания и крылатого воображения присутствует в его повести в гармоническом равновесии и нерасторжимом единстве.
Одно из самых задушевных, выношенных убеждений писателя, к которому он пришел не сразу, заключалось в том, что чем больше мы знаем об окружающем нас физическом мире, тем с большей силой и всесторонностью раскрывается перед нами бездонная поэзия и красота нашей земной действительности.
Другими словами, на мир надо смотреть грамотно. Особенно в наш век, не терпящий приблизительности и аморфности представлений. Только тогда откроет он свои самые сокровенные тайны и незаметные для непросвещенного глаза интимные движения материи.
Но как бы ни был великолепен окружающий природный мир, произведение окажется безжизненным, если лишить его человека.
О разнообразном материале, вошедшем в повесть «Черное море», К. Паустовский сказал, что он весь «объединен людьми», их действиями.
Незабываема воссозданная им трагическая история восстания на броненосце «Очаков» Великолепна в своей жизненности и патетической сущности мятежной души фигура лейтенанта Шмидта. Впервые в художественной литературе после замечательной поэмы Б Пастернака этот герой изображен К. Паустовским с подлинным эпическим размахом и высокой трагедийностью…
А герои Аджимушкая? Их борьба и гибель нарисованы писателем подобно монументальным фрескам, исполненным внутренней символики.
Но и люди обыкновенных судеб, многочисленные рыбаки, метеорологи, ботаники, виноградари, приморские мальчишки, парусные мастера, юные матросы, слушающие «Травиату» на стальной палубе крейсера, искатели воды, овцеводы, — все они и есть огромный людской мир, живущий на страницах повести разумной, созидательной жизнью.
Правда, К. Паустовский, следуя принятому им в этом произведении очерковому принципу, не изображает, за редкими исключениями, характеров своих героев в последовательном развитии. Он встречается со своими героями в определенные моменты их жизни и в большинстве случаев как бы интервьюирует их. Но такая манера нисколько не мешает, благодаря мастерству художника, видеть его персонажей живыми, полнокровными людьми.
«Черное море» стало важным этапом в творческой жизни К. Паустовского.
(1 votes, average: 5,00 out of 5)