«ГЕНИЙ И ЗЛОДЕЙСТВО — ДВЕ ВЕЩИ НЕСОВМЕСТНЫЕ» (по трагедии А. С. Пушкина «Моцарт и Сальери», вариант 2)
Поэт гениально воплотил в трагедии дух
своего времени, проникнутого безудержной
жаждой самоутверждения, расчетливостью и
жестокостью, и личную жизненную драму.
Сюжет пьесы основан на легенде об от-
равлении известным венским композитором
Антонио Сальери своего гениального коллеги.
В примечаниях к трагедии Пушкин обосно-
вал вероятность совершения преступления
историческим фактом: на премьере выдаю-
щейся оперы Моцарта «Дон Жуан» только
Сальери освистал композитора. Завистник,
который мог освистать
равить его творца. Первоначально Пушкин
назвал свое произведение именно так — «За-
висть». Каковы же истоки этого чувства, как
мог творческий человек, «сын гармонии», опу-
ститься до банального убийства?
В своем монологе герой излагает этапы
жертвенного восхождения на Олимп искусст-
ва и причины жестокого разочарования в ми-
ровой справедливости. С детства Сальери ис-
пытывал неведомое волнение перед старин-
ным органом. В отрочестве отказывался от
развлечений ради музыки. В юности стоиче-
ски преодолевал трудности. И его самоотвер-
женное служение музыке, пренебрежение
повседневными заботами увенчались успе-
хом: он познал тайны музыки. Сальери убеж-
ден, что музыка — высшее искусство и оце-
нить его могут только избранные. Он тонко
чувствует музыку, проникает в самую суть
законов гармонии, беспощаден к малейшей
фальшивой ноте в собственных творениях,
счастлив «трудами и успехами друзей». Но
Сальери абсолютно уверен, что законы гар-
монии подвластны лишь тому, кто титаниче-
ским трудом постигает их в течение жизни,
жертвуя ради этого всем.
И вдруг созданный им логически безу-
пречный и, с его точки зрения, справедливый
мир рушится — Моцарт своими блестящими
экспромтами, гениальность которых Сальери
как безупречный музыкант не может не при-
знать, и неистощимым жизнелюбием, душев-
ной щедростью полностью опровергает выст-
раданную систему ценностей:
Где ж правота, когда священный дар,
Когда бессмертный гений — не в награду
Любви горящей, самоотверженъя,
Трудов, усердия, молений послан —
А озаряет голову безумца,
Гуляки праздного?..
Обида Сальери по-человечески понятна:
достигнутая тяжким трудом творческая вы-
сота оказалась доступной юному Моцарту,
который легко, без усилий сочиняет шедев-
ры. Мучительно то, что Сальери не может не
признать гениальности Моцарта. Брошенное
небесам обвинение нарушает логически
стройный ход монолога, подчеркивая глубину
отчаяния героя. Верный служитель божест-
венной гармонии уничтожен тем, что Моцарт
не ищет покоя от земных страстей, а бесцель-
но растрачивает свою божественную силу.
Причем поначалу Сальери обвиняет вовсе не
Моцарта, а некую неведомую силу, которая
послала в мир гения и тем самым принесла
Сальери такие страдания. И обеспокоен он в
большей степени заботой о чистоте искусства
и верном служении ему, поглощающем все
духовные силы избранного.
Но искренен ли Сальери в своих претен-
зиях на беспристрастное судейство? И дей-
ствительно ли Моцарт всего лишь «гуляка
праздный»?
Моцарт весь переполнен музыкой, и его
творческий процесс не укладывается в сте-
реотип разумного созидания. Магическая
легкость, с которой он сочиняет музыку, —
результат насыщенной внутренней жизни,
обилия художественных тем и образов, по-
стоянно присутствующих в его душе. Даже
небрежно брошенная фраза Моцарта о как
бы случайно возникшей у него музыкальной
идее вовсе не говорит о бездумной легкости
творчества, а скорее о скромности и самокри-
тичности творца:
…Намедни ночью
Бессонница моя меня томила,
И в голову прийти мне две, три мысли.
Сегодня я их набросал…
Творческий процесс — не работа ремес-
ленника: озарение может наступить в любой
момент, но оно не настигает творца как нео-
жиданный дар небес, а является плодом на-
пряженных раздумий. Легкость рождения
гениальных произведений обманчива: это
бессонные ночи стремления запечатлеть ус-
кользающие образы.
Сальери хорошо знакомы эти творческие
муки, непрочные, исчезающие, как дым, мыс-
ли. Но, в отличие от Моцарта, он не нужда-
ется в слушателях, кроме таких же избран-
ных, как он сам. Сальери достаточно своего
суда, ведь он тонко чувствует малейшую
фальшь в своих творениях, Сальери коробит
профанация высокого искусства в игре нище-
го скрипача — Моцарта это забавляет. Саль-
ери возмущен, что «фигляр презренный»
разрушает основы созданного им мира боже-
ственной гармонии — Моцарт только смеется
в ответ.
Услышав гениальную «безделицу» Моцар-
та, Сальери потрясен: «Какая глубина! Какая
смелость и какая стройность!».
Своим тонким чувством музыки он безо-
шибочно оценил глубину и гармоническое со-
вершенство произведения. Игра Моцарта на-
полнила душу Сальери восторгом, тем более
возмущенно отозвался он о легкомысленной
шутке с нищим музыкантом:
Ты с этим шел ко мне
И мог остановиться у трактира
И слушать скрипача слепого! — Боже!
Ты, Моцарт, недостоин сам себя.
Сальери признает гениальность Моцарта,
но в чем ее суть, не может постигнуть, как не
может понять, каким образом соединяются в
Моцарте таинство высших озарений и неис-
требимое жизнелюбие.
Эти персонажи противоположны во всем.
У Моцарта насыщенная жизнь: семья, визи-
ты, трактиры, красотки, нищий скрипач, —
его интересует все. Сальери предпочел гор-
дое одиночество. И все же Сальери любит
Моцарта, хоть ему самому непонятна эта
любовь,
Избегающий всего земного, строго охра-
няющий вход в царство гармонии от «пре-
зренных фигляров», Сальери резко критику-
ет Моцарта за бессмысленную. трату сил на
житейские мелочи, недостойные гения, но
жизнелюбие и трогательная наивность не ос-
тавляют равнодушным даже холодного «ма-
тематика». Сальери не может сознаться в
том, что есть другой способ служения искус-
ству: это равносильно для него отрицанию
всего жизненного пути. И гениальная музы-
ка Моцарта, наполняющая душу восторгом,
также невозможна. Всю жизнь изучавший
предшественников и «безропотно, как тот.
кто заблуждался и встречным послан в сто-
рону другую», следовавший по проторенному
ими пути, Сальери отвергает целесообраз-
ность гения Моцарта. Логически исследовав
творчество, «разъяв музыку, как труп», Са-
льери постиг все известные механизмы сочи-
нительства и упорным трудом добился уров-
ня своих учителей. А гений Моцарта уника-
лен, его невозможно логически объяснить,
значит, следовать за ним никто не будет,
и значит, он не может быть учителем:
Что пользы, если Моцарт будет жив
И новой высоты еще достигнет?
Подымет ли он тем искусство? Нет,,,
Так восхищавшийся совершенством мо-
цартовского «Реквиема», Сальери принципи-
ально отвергает все творчество гения как
бесполезное. Трудолюбивый ученик не мо-
жет смириться с мыслью, что искусство Мо-
царта не подлежит изучению и копированию.
Ремесленник не может простить творцу его
неповторимости, видя в этом высшую не-
справедливость. Но ведь он претендует на
избранность, он оценивает произведение Мо-
царта глубже и тоньше самого автора. Он то-
же гений, как отозвался о нем сам Моцарт.
Нет, видно, не гений, ведь «гений и злодейст-
во — две вещи несовместные». Он только ре-
месленник, потому что его творчество — вто-
рично, а самый талантливый копиист никог-
да не станет гениальным художником.
У Сальери остается единственный путь,
чтобы восстановить справедливость, защи-
тить свой выстраданный мир жертвенного
служения искусству от яркого, но бесполез-
ного сияния гения, — убийство.
Нет! Не могу противиться я доле
Судьбе моей: я избран, чтоб его
Остановить — не то мы все погибли,
Мы все, жрецы, служители музыки,
Не я один с моей глухою славой…
Выбор в страшном внутреннем конфликте
любви и ненависти сделан, но душевный по-
кой не обретен. Страшные сомнения до конца
дней будут терзать эту измученную душу:
«Но ужель он прав, и я не гений?».
(1 votes, average: 5,00 out of 5)