Какое дело гиганту до гибели неведомых?
Поэма «Медный всадник» была написана в Болдине осенью 1833 г. Полностью эта «петербургская повесть» не была разрешена Николаем I к печати, и лишь ее начало Пушкин напечатал в «Библиотеке для чтения «, под названием: «Петербург. Отрывок из поэмы «. Что же не понравилось царю? Изображение Пушкиным его прадеда, сомнительность основной идеи и слово «истукан» по отношению к императору. Но поэт не зря называет Петра «истуканом», это слово он отстаивает, затем даже пробует изменить, но бросает исправления, не доведя их до завершения.
Но первое, что поражает в «Медном всаднике» — это несоответствие между основной идеей поэмы и ее содержанием. Здесь повествуется о бедном, ничтожном петербургском чиновнике — неумном, неоригинальном человеке, который был влюблен в Парашу, дочь вдовы. Наводнение1824 года смело их дом: и мать, и Параша погибли. Евгений не перенес
этого несчастия и сошел с ума. Однажды ночью, проходя мимо памятника Петру I, он в безумии прошептал несколько злых слов в адрес императора, видя в нем виновника своих бедствий. Расстроенному воображению Евгения представилось, что Медный всадник разгневался и погнался за ним на своем бронзовом коне. Через несколько месяцев безумец умер.
Но с этой несчастной историей любви бедного чиновника связаны некоторые эпизоды, казалось бы вовсе ей не соответствующие. Прежде всего ей длинное «Вступление «, в котором говорится об основании Петром Великим Петербурга и дан ряд картин, представляющих облик «творения Петра «:
По оживленным берегам
Громады стройные теснятся
Дворцов и башен…
В гранит оделася Нева;
Мосты повисли над водами;
Темно-зелеными садами
Ее покрылись острова…
Затем в самой повести Петр Великий оказывается как бы вторым действующим лицом.
Поэт мало и неохотно говорит о любви Евгения и Параши, но много и с увлечением — о Петре. Преследование несчастного юноши Медным всадником изображено не как бред сумасшедшего, а как реальность, и, таким образом, в повесть введен элемент загадочного и сверхъестественного. Это заставило критиков искать в «Медном Всаднике » какой-то второй, внутренний смысл и расценить образы героев поэмы как неоднозначные. Белинский считал идеей «Медного всадника» столкновение личности с неизбежным ходом истории, противостояние коллективной, общественной воли, в лице Петра Великого, и воли личной (в лице Евгения). И прав Петр, так как за ним стоит «историческая необходимость». Другие видели в героях выразителей двух сил: язычества и христианства, борющихся в европейской цивилизации. Для них Петр был представителем личного начала, героизма, а Евгений — начала безличного, коллективной воли. А третьи, наконец, оценивали Петра как воплощение самодержавия, а «злобный «
шепот Евгения — как мятеж против деспотизма. Видимо, последнее предположение ближе всего к замыслу Пушкина. Ему не свойственно было олицетворять в своих героях такие идеи, как «язычество » и «христианство » или «историческая необходимость » и «участь индивидуальностей «.
Если присмотреться к пушкинским героям, станет явным, что поэт стремился всеми средствами сделать одного из них — Петра максимально «великим «, а Евгения — «маленьким «, «ничтожным » и незаметным. Петр, по замыслу поэта, должен был стать олицетворением мощи самодержавия, а «бедный Евгений » — воплощением бессилия,
незначительности личности.
Петр Великий принадлежал к числу любимейших героев Пушкина. Он внимательно изучал его жизнь, посвящал ему восторженные строфы, вводил как действующее лицо в свои произведения. Он представлялся поэту существом исключительным, как бы превышающим человеческие размеры. Однако Пушкин всегда видел в нем и крайнее проявление самовластия, деспотизма. Поэт писал в «Исторических замечаниях» (1822 г.): «Петр I презирал человечество, может быть, более, чем Наполеон «. Тут же добавлено, что при Петре Великом в России было «всеобщее рабство и безмолвное повиновение «.
В «Медном Всаднике » мощь и самовластие императора доведены до крайних пределов. Чтобы окончательно сделать своего героя чистым воплощением самодержавия, чтобы и во внешнем облике отличить его от живых людей, Пушкин переносит действие своей повести на сто лет вперед ( «Прошло сто лет… «) и заменяет самого Петра — его
памятником, «горделивым истуканом «.
Во всех эпизодах, где является Медный Всадник, он изображен он как существо высшее, не знающее себе равных. На бронзовом коне он всегда стоит «в неколебимой вышине» «с простертою рукою». Наивысшего обожествления образ Петра достигает, когда Пушкин, забыв на время своего Евгения, задумывается над смыслом подвига, совершенного основателем Петербурга:
О, мощный властелин Судьбы!
Не так ли ты над самой бездной,
На высоте уздой железной
Россию поднял на дыбы?
Это уже не только победитель стихии, это — «властелин Судьбы «, который своей «роковой волей » направляет жизнь целого народа. Даже сам поэт, охвачен страхом перед сверхчеловеческой мощью и неколебимостью:
Ужасен он в окрестной мгле!
Какая дума на челе!
Какая сила в нем сокрыта!
Таков первый герой «петербургской повести «: Петр, Медный всадник, «гигант». Пушкин позаботился, чтобы второй его герой, «бедный, бедный… Евгений «, был полной ему противоположностью. Это ничтожный коломенский чиновник, который «где-то служит». В отличие от Петра, у него нет определенного облика, он теряется в серой, безликой массе ему подобных «граждан столичных «. Оба героя — олицетворения двух крайностей: высшей человеческой мощи и предельного человеческого ничтожества.
Во время наводнения, буйства стихии мы видим, что «Народ зрит божий гнев и казни ждет. Увы! все гибнет…» Однако среди этого всеобщего смятения есть один, кто остается спокоен. Это «Медный всадник», державец полумира, чудотворный строитель этого города:
В неколебимой вышине,
Над возмущенною Невою,
Стоит с простертою рукою
Кумир на бронзовом коне.
А рядом Евгений, верхом на мраморном льве. Это первое столкновение бедного героя и могучего «всадника». Случай сделал так, что они остались наедине, двое на пустой площади, над водой, «завоевавшей все вокруг «, — «Медный всадник» «обращен спиною» к ничтожному человечку, к одному из бесчисленных своих подданных, он не
видит, не замечает его.
Но стихия, которая, несмотря на свою силу, мощь и мятежный рывок из гранитных оков, была побеждена, порождает другой мятеж: человеческой души. Евгений не переносит «ужасных потрясений «, пережитых им: наводнения и гибели близких. Он сходит с ума, становится чужд свету, живет, не замечая ничего вокруг, в мире своих дум, где постоянно раздается «мятежный шум Невы и ветров «. Проходит год, наступает
такая же ненастная осенняя ночь, какая была перед наводнением. Безумец вспоминает все пережитое и тот час, когда он оставался «на площади Петровой » наедине с грозным кумиром. Это воспоминание приводит его на ту же площадь, он видит и каменного льва, на котором когда-то сидел верхом, и Петра. И вдруг на Евгения находит некоторое прозрение: в «кумире » он внезапно признает виновника своих несчастий. «Как обуянный силой черной «, он припадает к решетке и злобно шепчет свою угрозу властелину: «Добро, строитель чудотворный! Ужо тебе! «
Здесь важно то, что «маленький человек», тот, чьи мечты не шли дальше скромного пожелания «выпросить местечко», внезапно почувствовал себя равным Медному всаднику. Он нашел в себе силы и смелость грозить «державцу полумира «. Пушкин описывает состояние Евгения в эту минуту:
Чело к решетке хладной прилегло,
Глаза подернулись туманом,
По сердцу пламень пробежал,
Вскипела кровь…
Торжественность и дерзость тона заставляют относиться к нему иначе, чем раньше. Это уже не простой герой, который «живет в Коломне, где-то служит «, — это соперник «грозного царя «, о котором надо говорить тем же языком, что и о Петре.
И «кумир » не может с тем же презрением отнестись к угрозам «бедного безумца «. Его лицо возгорается гневом, он покидает свое место и гонится за бедным Евгением. «Медный всадник» преследует его, чтобы заставить смириться, забыть все, что мелькнуло в его уме в тот час, когда «прояснились в нем страшно мысли «:
И во всю ночь, безумец бедный
Куда стопы ни обращал,
За ним повсюду Всадник Медный
С тяжелым топотом скакал.
Медный Всадник достигает своей цели: Евгений смиряется. Второй мятеж побежден, как и первый. Как после буйства Невы «в порядок прежний все вошло «, Евгений снова стал ничтожнейшим из ничтожных, и весною его труп, труп бродяги, рыбаки похоронили на пустынном острове «ради бога «.
Итак «гиганту» действительно «нет дела до гибели неведомых». Он, стоя на своем гранитном монументе с «простертою рукою», недосягаем, свободен и неколебим. Он правит судьбами людей, их жизнями. Может губить, уничтожать только ради «исторической необходимости». Медный всадник не гуманен к людям, он безжалостный тиран, который не терпит никакого сопротивления, что мы видим на примере Евгения. Но, по мысли Пушкина, это всесилие и деспотизм никогда не приведут Россию к миру и согласию. Пока царят они, здесь будут по-прежнему царить и «всеобщее рабство, и безмолвное повиновение «.
(1 votes, average: 5,00 out of 5)