Народ другой стал с революции, как, скажи, заново народился!» (По прозе М. А. Шолохова.)

Незадолго до смерти М. А. Шолохов говорил с сыном о вечных ценностях человеческой жизни: «Веры у людей никто и никогда отнять не сможет. Без веры человек — не человек. Отними у него веру в Бога, он станет верить в царя, в законы, в вождя… Высокой только должна эта вера быть. Возвышенной. Плохо, страшно, когда предмет веры мельчится. Мелкая вера — мелкий человечек. А высшие духовные ценности можно и в культ возвести. По мне, так и нужно. Должно».
Самой высокой духовной ценностью для Шолохова было чувство любви к родине и ее народу, имеющему

полное право на счастье. Но Шолохов не мог принять тех жестоких путей, которые были навязаны народу в борьбе за его счастье. Он не принимал стремление «выпрыгнуть» из истории, форсировать естественное течение исторического времени по принципу «цель оправдывает средства».
Надо окунуться в то время, чтобы понять, насколько серьезными были те условия, когда революция свершилась и коммунисты учились управлять государством, когда разворачивалась политика ликвидации кулачества как класса.
Примечателен в этом плане образ Григория Мелехова. Григорий мечется между враждующими лагерями, чувствуя узость и ограниченность противоборствующих идей. Он остро осознает, что «неправильный у жизни ход», но изменить его не в состоянии. Григорий понимает, что наивно цепляться за старое, неутомимо, как муравей, тащить все в дом, пользуясь всеобщей разрухой, как это делает его отец. Но в то же время он не может согласиться и с точкой зрения пролетария, который предлагает ему бросить все и бежать к красным, ибо у него ничего нет, а значит, и терять ему нечего. Григорий не может так просто покинуть то, что заработано тяжелым трудом, но и не хочет, отгородившись от всего мира, по мелочам улучшать свой быт. Он хочет докопаться до главного, понять, каковы те силы, которые взялись управлять жизнью. Его цепкий, наблюдательный крестьянский взгляд сразу отмечает контраст между высокими коммунистическими лозунгами и реальными делами: хромовые сапоги красного командира и обмотки рядового «Ванька». Если всего через год в глаза бросается имущественное расслоение Красной Армии, то после того, как советская власть укоренится, равенство окончательно исчезнет. Эти иронические рассуждения Мелехова поражают точностью предвидения, когда из советских чиновников сформировался новый господствующий класс — партийная номенклатура. С другой стороны, Мелехову во время службы в белой армии больно и унизительно слышать презрительные слова полковника о народе.
Таким образом, путь Григория Мелехова — это бегство здоровой, нормальной, честной натуры от всего одномерного, узкого, догматичного. Скитания и мучения шолоховского героя, его «хождения по мукам» подводят нас к мысли о том, что справедливые, гуманные призывы коммунистов к борьбе за счастье всего народа в конечном итоге свелись к истреблению этого самого народа, к борьбе за власть и установлению диктатуры.
Наоборот, многие хорошо известные сцены и эпизоды «Поднятой целины» получают сегодня иное осмысление и оценку, ибо рассматриваются с точки зрения не классовой, а общечеловеческой морали. Например, когда Шолохов описывает сцену раздачи бедноте вещей раскулаченных, то она вызывает не чувство торжествующей радости, как утверждали советские критики, а боль и жалость к плачущим детям и их матерям, у которых отбирают заработанное тяжким трудом добро.
Именно так воспринимает это событие Андрей Разметнов, которого принято было ругать за мягкотелость, отсутствие коммунистической принципиальности и беспощадной ненависти к классовому врагу.
О том, что коллективизация здесь началась относительно рано и происходила в острейшей обстановке, свидетельствует письмо Шолохова из Вешенской в 1929 году: «А вы бы поглядели, что творится у нас и в соседнем Нижне-Волжском крае. Жмут на кулака, а середняк уже раздавлен. Беднота голодает, имущество, вплоть до самоваров и полстей, продают в Хоперском округе у самого истого середняка, зачастую даже маломощного. Народ звереет, настроение подавленное, на будущий год посевной клин катастрофически уменьшится». Суть того, что происходило на донской земле в «год великого перелома», ясна и без комментариев. Но спустя некоторое время, в 1931 году, Шолохов публикует ряд очерков по вопросам коллективизации. Например, в «Правде» весьма оптимистически описывается весенний сев на Дону: «Ты, товарищ, не сумневайся, — говорит автору казак-колхозник. — Мы все насквозь понимаем, как хлеб нужен государству. Ну, может, чуток припозднимся, а посеем все до зерна». В этих бодрых интонациях уже угадываются голоса будущих героев «Поднятой целины». Напрашивается вывод о том, что автор, прекрасно знающий изображаемую жизнь, намеренно смягчал краски, чтобы его трактовка событий совпадала с политическим курсом партии.
Народ действительно стал другим после революции. Коммунистическая политика разделила его на четко выраженные группы, враждующие между собой. И если для деда Щукаря и других оборванцев изменения были положительными, то хозяйственные, умелые, трудолюбивые люди оказались вне закона.
Казаки словно утратили свое веками сложившееся вольнолюбие, характер, широкие, раздольные песни, гордую, смелую натуру. Интенсивное давление партийных деятелей приводило деревню в состояние предельной напряженности. «Жизнь в Гре-мячем Логу стала на дыбы, как норовистый конь перед трудным препятствием», — писал Шолохов в «Поднятой целине».
Гражданская война, которая принесла людям столько горя и бед, не кончилась, по мысли писателя, и в 1920 году. После «замирения» «прибрели потом к своим разбитым куреням да порушенным селеньям все, кто уцелел. И победители, и побежденные…» И началась мирная жизнь: «Из ворот в ворота живут, из одного колодца воду пьют, поскольку раз на день глаза друг другу мозолят… каково? Хватает воображения? Тут, по-моему, и самого небогатого хватит, чтобы мороз по коже продрал…» Этот раскол, который принесла война, продолжался долгие годы, питая взаимную ненависть и подозрительность: «Час от часу подозреньице растет; подозрение растет — страх все сильнее; страх подрос, а подозренье, глядь, уже и в уверенность выросло. Остается лишь в «дело» оформить эту подозрительную уверенность, которую тебе нашептала твоя «революционная бдительность», на собственном страхе да на ненависти замешенная. И пошло-поехало… И так — каждый хутор. Все города и веси».
Творчество М. А. Шолохова возвращает нас к трагическим страницам нашей истории, заставляя вновь и вновь осознавать простую истину, что высший смысл человеческого бытия — это созидательный труд, забота о детях и, конечно же, любовь, которая согревает души и сердца людей, неся в мир свет милосердия, красоты, человечности. И эти вечные общечеловеческие ценности ничто не способно уничтожить.


1 Star2 Stars3 Stars4 Stars5 Stars (1 votes, average: 5,00 out of 5)

Народ другой стал с революции, как, скажи, заново народился!» (По прозе М. А. Шолохова.)