САТИРА КАК ТВОРЧЕСКИЙ ПРИНЦИП ТВОРЧЕСТВА М. Е. САЛТЫКОВА-ЩЕДРИНА
Сатира — основной творческий принцип
Салтыкова-Щедрина. «Сказки» созданы в по-
следние годы жизни писателя (1883-1886)
и предстают перед нами неким итогом работы
Салтыкова-Щедрина в литературе. И по бо-
гатству художественных приемов, и по идейной
значимости, и по разнообразию воссозданных
социальных типов эта книга в полной мере мо-
жет считаться художественным синтезом все-
го творчества писателя.
Адресовав «Сказки» «для детей изрядно-
го возраста», Щедрин сразу же вводит чита-
теля в особую
этих страницах к «детям изрядного возрас-
та», то есть ко взрослым, сохранившим наив-
ные иллюзии прекраснодушного юношества,
обращаются сурово. Им не сочувствуют —
их умно и зло высмеивают; розовые очки, ох-
раняющие их нежные глаза от суровой дей-
ствительности, безжалостно разбивают.
Сатира Салтыкова-Щедрина — особое яв-
ление в русской литературе. Смех органичес-
ки присущ нашей культуре. И если Пушкин
мог с полным правом сказать:
От ямщика до первого поэта
Мы все поем уныло.
Грустный вой — песнь русская, —
то с неменьшими основаниями можно гово-
рить о смехе: так же, как и грусть, он свой-
ствен всем — «от ямщика до первого поэта».
Перу ПушкинА принадлежат добрые шутки
и резкие эпиграммы; то веселостью, то мрач-
ной иронией блещет желчный Лермонтов;
неразрывно слиты смех и слезы в творчест-
ве великого печальника и сатирика Гоголя;
смешные, хоть и не всегда симпатичные урод-
цы сходят со страниц Островского… И рус-
ский фольклор насыщен смехом: от шуток-
557
прибауток до целостной системы смехово-
го мира, глубочайший анализ которого дан
Д. С. Лихачевым в книге «Смеховая культура
Древней Руси». Литераторы, принадлежав-
шие к лагерю революционеров-демократов,
культивировали в своем творчестве особую
смеховую культуру: они отдавали приоритет
сатире, призывали высмеивать и бичевать по-
роки общества, «язвы современной жизни».
Творчество Салтыкова-Щедрина можно с
полным правом назвать высшим достижени-
ем социальной сатиры 60-80-х годов, квинт-
эссенцией сатирического направления нату-
ральной школы. Ближайшим предшествен-
ником Щедрина не без основания принято
считать Гоголя, создавшего сатирико-фило-
софскую картину современного мира. Однако
и от этого ближайшего предшественника Ще-
дрин бесконечно далек, ибо ставит перед собой
принципиально иную творческую задачу: вы-
следить, разоблачить и уничтожить.
В. Г. Белинский, рассуждая о творчестве
Гоголя, определял его юмор как «…спокойный
в своем негодовании, добродушный в своем
лукавстве», сравнивая с иным «грозным и
открытым, желчным, ядовитым, беспощад-
ным». Эта вторая характеристика глубоко
раскрывает сущность сатиры Щедрина. За-
мечательным подтверждением выглядит та-
кая запись И. С. Тургенева: «Я видел, как
слушатели корчились от смеха при чтении
некоторых очерков Салтыкова. Было что-то
страшное в этом смехе. Публика, смеясь,
в то же время чувствовала, как бич хлещет
ее самое». Таким образом, для Гоголя смех
был путем к нравственному исправлению лю-
дей, к возрождению истинной духовности.
Салтыков-Щедрин видел назначение сатиры
в ином: она призвана возбуждать негодование,
формировать активных борцов с рабством
и деспотизмом. Не к исцелению России стре-
мился Щедрин, но к полной гибели существу-
ющей социально-государственной системы
и построению на ее месте новой (обратите вни-
мание, как близки его цели «базаровским» ни-
гилистическим идеям!}.
Форма сказки дала Щедрину возмож-
ность открыто высказываться по волнующим
его и его соратников проблемам. И, обраща-
ясь к фольклору, писатель стремится сохра-
нить его жанровые и художественные осо-
бенности, с их помощью привлечь внимание
читателя к основной проблеме своего произ-
ведения.
«Сказки» Салтыкова-Щедрина по жанро-
вой природе представляют собой некий сплав
двух различных жанров фольклорной и ав-
торской литературы: сказки и басни. Свобод-
ная форма изложения, волшебные превраще-
ния, место и время действия, определяемые
как «в некотором царстве» и «некогда», — все
это заимствовано писателем у жанра сказки.
Однако герои Щедрина вовсе не сказочные —
это аллегории, сатирические маски басен, где
волк, заяц, медведь, орел, ворона и другие
звери, птицы и рыбы явственно принадлежат
отнюдь не к животному миру. Следуя тради-
циям Крылова, Щедрин не произвольно наде-
вает на своих персонажей те или иные маски,
но стремится «воздать каждому по заслугам»:
в его сказках в каждой личине сконцентриро-
ваны характерные черты, точно определяю-
щие в своем единстве распространенный со-
циальный или человеческий тип.
Вспомним, например, сказку «Самоотвер-
женный заяц». Там «играют» все привычные
«сказочные» и «бытовые» черты персонажей.
Волк и заяц не только символизируют охот-
ника и жертву: волк кровожаден, силен, дес-
потичен, зол; заяц — труслив, малодушен,
слаб. Но эти образы наполнены злободневным
социальным содержанием. Волк наслаждается
положением властителя, деспота: «За то, что
с первого моего слова не остановился, вот те-
бе мое решение: приговариваю я тебя к ли-
шению живота посредством растерзания.
А так как теперь и я сыт, и волчиха моя сы-
та, и запасу у нас еще дней на пять хватит,
то сиди ты вот под этим кустом и жди очере-
ди. А может быть… ха-ха… я тебя и поми-
лую». Посмотрите, этот волк не просто
пользуется правом сильного: в его образе во-
площены черты представителей власти всех
уровней — от жандармского «хватать и не
пущать!» до судейского, губернаторского
и т. д. манипулирования законом, Вся волчья
семья живет по «волчьим» законам: и волча-
та играют с жертвой, и волчиха, готовая зай-
ца сожрать, его по-своему жалеет (как тут не
вспомнить грибоедовское: «По-христиански,
так он жалости достоин»!). Однако у автора
вовсе не вызывает сочувствия заяц: ведь он
тоже живет по волчьим законам, безропотно
отправляется волку в пасть! Щедринский
заяц не просто труслив и беспомощен, он
малодушен, он заранее отказывается от со-
противления, облегчая волку решение «про-
довольственной проблемы». И здесь автор-
ская ирония переходит в едкий сарказм, в
глубокое презрение к психологии раба.
Злое, гневное осмеяние рабской психоло-
гии — одна из основных задач сказок Щед-
рина. Он не только констатирует эти особен-
ности русского народа — его долготерпение,
безответность, не только с тревогой ищет их
истоки и пределы, как свойственно было Не-
красову. Салтыков-Щедрин безжалостно об-
личает, едко высмеивает, бичует, ибо видит
именно здесь главную беду времени. Сказ-
ки — жанр, доступный народу и любимый
им. И именно сатирическая сказка, считал
Щедрин, быстрее и эффективнее всего дой-
дет до народа. Маски животных нужны сати-
рику не только как аллегория.
М. Горячкина справедливо отмечает: «Ще-
дрин в сказках не только идет по линии на-
деления животного чертами представителя
того или иного класса, той или иной полити-
ческой партии, но и по линии низведения
человека, олицетворяющего враждебную
народу силу, до положения хищного живот-
ного». К этой мысли сам Щедрин старатель-
но подводит читателя: «…Будь он хоть орел,
хоть архиорел, все-таки он — птица. До та-
кой степени птица, что сравнение с ним и
для городового может быть лестно только
по недоразумению». Это отрывок из сказки
«Орел-меценат», в которой особенно отчет-
ливо звучит еще одна важная для Салтыко-
ва-Щедрина мысль. Обратите внимание: ав-
тор делает все для деромантизации, депоэти-
зации привычных образов. «Поэты много об
орлах в стихах пишут, и всегда с похвалой.
И стать у орла красоты неописанной, и взгляд
быстрый, и полет величественный. Он не ле-
тает, как прочие птицы, а парит, либо ширя-
ет; сверх того: глядит на солнце и спорит
с громами… И теперь я думаю об орлах так:
«Орлы суть орлы, только и всего. Они хищ-
ны, плотоядны… А живут орлы всегда в от-
чуждении, в неприступных местах, хлебо-
сольством не занимаются, но разбойничают,
а в свободное от разбоя время дремлют».
Для чего потребовалось сатирику это раз-
венчание привычно романтических образов?
Он считает пагубным само восхищение хищ-
ником, пусть даже хищной птицей. Разуме-
ется, поэты в образе орла романтизировали
не пожирателя мышей; они создали символ
гордого одиночества, мощи, тяги к свободе
и т. д. Но при всем том орел не переставал
быть плотоядным и все так же, говоря слова-
ми ПушкинА, «кровавую пищу клевал». Вот
поэтому-то и возмущает Щедрина любование
хищником. Ореолом романтических черт
овеян убийца — и автор разрушает ореол.
Бог с ними, с птицами, они «имеют свое оп-
равдание, что сама природа устроила их ис-
ключительно антивегетарианцами.» Но, ро-
мантизируя орла, люди одновременно возвы-
шают и себе подобных — совершающих
преступления. Оправдывая орлов, оправ-
дывают властителей, сильных мира сего.
И Салтыков-Щедрин саркастически высме-
ивает это «вредное заблуждение», не позво-
ляя видеть в поработителе героя, «право
имеющего». ,
И нельзя не видеть, что это — его реше-
ние «наполеоновской темы», что щедрин-
ские волк и заяц, орел и мышь, карась и
щука иллюстрируют все ту же глобальную,
центральную для русской литературы тему,
которой Достоевский посвятил «Преступле-
ние и наказание»: «Тварь ли я дрожащая
или право имею». Показательно, к слову,
что Достоевский прибег к «щедринскому»
приему, заставив Раскольникова в его тео-
рии разделить человечество на «Наполео-
нов» и «муравейник», то есть на людей и на-
секомых.
Сказки «о животных» — лишь один тип
сказок Щедрина. В сказках. другого типа
действуют люди («Дикий помещик», «По-
весть о том, как один мужик двух генералов
прокормил» и др.). Их персонажи не прикры-
ты масками зверей, рыб и птиц, и, автор ис-
пользует иные сатирические приемы: ги-
перболу, гротеск. Герои этих сказок, однако,
тоже явлены как маски-символы: автор со-
здает собирательные образы социальных
типов. Такие сказки, как «Добродетели и по-
роки», «Пропала совесть», можно объединить
в отдельный цикл аллегорических сказок.
Они наполнены большим философским со-
держанием, сказанное в них соотнесено не
только с настоящим моментом, но и с вечны-
ми вопросами бытия.
(1 votes, average: 5,00 out of 5)