Трагедия Евгения Базарова
Базаров во многом отличен от братьев Кирсановых. Тургенева не могли не привлекать внутренняя независимость героя, последовательность, стойкость в отстаивании своих убеждений. Но многое в нем все же писателя или прямо отталкивало, или внушало серьезные опасения. В этом проявляется не либеральная ограниченность Тургенева, а его прозорливость.
Мысль о том, что Базаров — трагическое лицо, не один раз встречается в письмах Тургенева. Но, как известно, величие трагического героя не исключает наличия у него и трагической вины. Трагизм Базарова
Базаров — дитя своего времени, тех самых 60-х гг., когда происходила столь острая ломка всей русской жизни. Ломались и люди. То ли они становились жертвами сложившихся обстоятельств, то ли сами себя ломали. Одни стремились стать вровень с новыми настроениями, а другие пытались обогнать свое время. Идея рационализма, немедленной пользы, полного разрыва со всем предшествующим опытом, даже со старой культурой, вообще носилась в воздухе. Но теоретические воззрения героя не выдерживают проверки жизнью.
Базаров привлек внимание Тургенева как незаурядная личность, человек яркий, талантливый, обладающий большими возможностями, но не реализовавший их.
Среди прототипов Базарова, указанных самим писателем, первое место занимает Добролюбов. Тургенев по поводу его смерти написал: «Я пожалел о смерти Добролюбова, хотя и не разделял его воззрений: человек был даровитый — молодой… Жаль погибшей, напрасно потраченной силы!»
Подумайте, нельзя ли применить эти слова к Базарову? Ведь автор романа не сомневался в талантливости, даровитости своего героя, не отрицал его силы — жаль только, что сила эта потрачена была напрасно. По мысли писателя, Базаров был обречен, потому что в гордыне своей вообразил, что может противостоять законам самой жизни, что с помощью естественно-научных знаний может объяснить любое явление действительности.
Повторим слова: Базаров не случайное явление, он не выдуман автором. Напротив, есть в нем нечто, напоминающее предводителя народного восстания Пугачева. Не случайно на первых же страницах романа воспроизведена впечатляющая картина всеобщего неустройства: имение Павла Кирсанова на грани разорения, да и мужицкие деревеньки выглядят весьма и весьма неказисто. Вот на таком фоне и появляется Евгений Базаров как некое воплощение тех неизбежных и, возможно, катастрофических перемен, на пороге которых стоит Россия.
Новое произведение Тургенева вполне можно было воспринимать как роман-предвидение, как предупреждение об опасности тех тенденций, которые заключены в безграничности базаровского отрицания. А Базаров в своем отрицании идет до конца, не боясь самых крайних выводов. Искусство? Праздная забава. Любовь? Физическое влечение. Природа? Мастерская — и не больше. И вообще, «порядочный химик в двадцать раз полезнее всякого поэта».
Но исследователи уже обратили внимание на одну очень важную особенность взглядов и поведения Базарова. Вселяет подозрение некая преувеличенность, сознательная заостренность многих его суждений. Не бравирует ли он, не пытается ли за подчеркнутой резкостью, чуть ли не грубостью, спрятать от собеседников то, что он все-таки ощущает в глубине души — власть, силу и могущество искусства, природы, любви?
Оказывается, что духовные порывы, жизнь сердца отменить невозможно, как бы ни пытался Базаров сузить, ограничить, исказить свой внутренний мир. Есть у него и глубокие душевные движения, только он сознательно их прячет, точно боится кого-то или самого себя. При прощании с другом он говорит: «Есть, Аркадий, есть у меня другие слова, только я их не выскажу, потому что это романтизм,-это значит: рассыропиться».
Достоевский далеко не все принимал в творчестве Тургенева, но его оценка Базарова была признана самим автором романа «Отцы и дети» наиболее убедительной. Беря под защиту Тургенева от нападок критики, Достоевский в очерках «Зимние заметки о летних впечатлениях» писал: «Ну и досталось же ему за Базарова, беспокойного и тоскующего Базарова, несмотря на весь его нигилизм».
Итак, беспокойный и тоскующий Базаров, обнаруживающий признаки великого сердца. Это очень отличается от стандартного восприятия тургеневского героя!
Особенно важны в этом отношении последние сцены романа, восхитившие впоследствии Чехова, — болезнь и смерть Базарова. Он писал в 1893 г. одному из своих знакомых: «Боже мой! Что за роскошь «Отцы и дети»! Просто хоть караул кричи. Болезнь Базарова сделана так сильно, что я ослабел и было такое чувство, как будто я заразился от него. А конец Базарова?. ..Это черт знает как сделано. Просто гениально».
Перед лицом смерти слабыми оказались споры, поддерживавшие некогда базаровскую самоуверенность. Медицина и естественные науки обнаружили свое бессилие — отступили, оставив Базарова наедине с самим собою. И тут, справедливо пишет Ю. В. Лебедев, пришли к герою на помощь силы, «которые он когда-то отрицал, но которые таились в глубине его души. Именно их герой мобилизует на борьбу со смертью, и они восстанавливают цельность и стойкость его духа в последнем испытании.
Умирающий Базаров прост и человечен, отпала надобность скрывать свой «романтизм», и вот душа героя освобождается…»
Знаменательно совпадение образа угасающей лампады у идеалиста Рудина и сурового рационалиста Базарова. В разговоре с Лежневым Рудин говорит о себе устало и печально: «…все кончено, и масла в лампаде нет, и сама лампада разбита, и вот-вот сейчас докурится фитиль… Смерть, брат, должна примирить, наконец…» И Базаров перед смертью сказал Анне Сергеевне Одинцовой: «Дуньте на умирающую лампаду, и пусть она погаснет…»
Казалось бы, произошло нечто неслыханное: «лишний человек» Рудин оказывается предшественником Базарова хотя бы в одном отношении — в восприятии смерти, в осознании вечных законов бытия…
(1 votes, average: 5,00 out of 5)