Хлебников В
Хлебников, Велимир — поэт, ведущий теоретик футуризма. Родился в семье ученого — естественника, орнитолога и лесовода. С 1903 г. — студент Казанского, в 1908-1911 гг. — Петербургского университета. В Петербурге посещал литературные «среды» в «башне» Вяч. Иванова и «Академию стиха» при журнале «Аполлон». С поздним символизмом Хлебникова сближал интерес к философии, мифологии, русской истории, славянскому фольклору. Однако не смотря на внешнее ученически-истовое следование «заветам символизма», Хлебников был внутренне
Искания Хлебникова вполне согласовывались с общим путем устремленного в будущее футуризма, относившего смыслы, в противовес символистским, потусторонним отвлеченностям, к чувственным данностям. Это происходило и в живописи, также искавшей единство «пространства — времени» и насыщавшей пространственную изобразительность «четвертым измерением», т. е. временем. Не случайно поэтому после знакомства с В. Каменским, способствовавшим первой публикации поэта, и сближения с группой поэтов и художников Хлебников становится «невидимой», но главной «осью вращения» футуризма.
В 1910 г. вышел совместный сборник группы футуристов — «будетлян» в придуманной Хлебниковым славянской огласке — «Садок судей». Позже к ним присоединились А. Крученых, Б. Лившиц и В. Маяковский. Другой сборник «будетлян» «Пощечина общественному вкусу» почти наполовину состоял из произведений Хлебникова: поэма «И и Э», «Гонимый — кем, почем я знаю?..», знаменитые «экспериментальные» «Кузнечик» и «Бобэоби пелись губы…». На последней странице сборника была напечатана исчисленная поэтом таблица с датами великих исторических потрясений. Последней датой был 1917 г. . Подобные расчеты Хлебников, называвший себя «художником числа вечной головы вселенной», проводил постоянно, проверяя свою теорию кругового Времени и стараясь «разумно обосновать право на провидение» .
В 10 гг. выходят книги Хлебникова «Ряв!», «Творения 1906 — 1908», «Изборник стихов. 1907 — 1914», получают развитие разработанные им ранее «первобытные» славяно-языческие утопии: «Змей поезда», 1910; «Лесная дева», 1911; «И и Э», 1912; «Шаман и Венера», «Вила и леший», 1912; «Дети Выдры», 1913; «Труба марсиан», 1916; «Лебедия будущего», 1918. В них поэтически формулировалась мечта Хлебникова о всесветном единении «творян» и «изобретателей» в лоне единой и всевременной матери — Природы, одухотворенной человеческим трудом. Хлебников предлагал: «Исчислить каждый труд ударами сердца — денежной единицей будущего, коей равно богат каждый живущий» . Верховным представителем «творян», по мысли Хлебникова, является поэт, а искусство становится проектом жизни. Поэтические утопии и жизненное поведение поэта сливаются: начинаются пожизненные странствия Хлебникова по России как выражение особого «внебытового» существования творца.
К 1917 г. понимание искусства как программы жизни трансформируется в обобщенно анархическую утопию о мессианской роли поэтов — тайновидцев и пророков, которые вместе с другими деятелями культуры должны создать международное общество Председателей Земного Шара из 317 членов. «Председатели» призваны осуществлять программу мировой гармонии в «надгосударстве звезды» .
Одновременно с созданием «первобытных» и космо-мифологических утопий Хлебников выступает и как мятежный автор антибуржуазных и антитехнократических гротескных пророчеств о «бунте вещей», которых, по мнению поэта, неизбежен в урбанизированном будущем, если его распорядителем станет сообщество «приобретателей» и «дворян» .
В годы первой мировой войны социалистическая активность Хлебникова значительно возросла, отчетливо выявился его интерес к теме современности. Эта тенденция усилилась в годы революции и гражданской войны. Х., смыкаясь в гуманистическом пафосе с Маяковским, не приемлет империалистическую бойню, но в дерзком восстании «колодников земли» он, подобно А. Блоку, видит справедливость исторического возмездия и по-славянски былинный размах переустройства Вселенной на новых научно-трудовых человеческих основах. Хлебников активно сотрудничает с Советской властью, работает в Бакинском и Пятигорском отделениях РОСТА, во многих газетах, в Политпросвете Волжско-Каспийской флотилии.
Однако и в эти годы поэт остается утопистом-мечтателем. Главную силу, способную преодолеть «земной хаос» и объединить «творян» всего мира, Хлебников по-прежнему видел в заново созданном, изобретенном им «звездном» языке, пригодном для всей «звезды» — Земли. Именно этим, а не только однозначно нигилистическим эпатажем футуристов, отвергавших весь комплекс культуры прошлого, объясняются обширные поэтико-лингвистические эксперименты Хлебникова, сопутствующие всему его творчеству и казавшиеся многим современникам единственной самоцелью и сущностью хлебниковской поэзии. Хлебников предпринял реформу поэтического языка во всем его объеме. Звук в его поэтической системе несет в себе самоценное значение, способное насытить произведения художественным смыслом. Истоки смысла несущих фонем Хлебников находил в народных заклинаниях и заговорах, бывших, по определению поэта, «как бы заумным языком в народном слове» , — отсюда термин «заумь», «заумный язык». Слова, разложенные на «первоначальные» фонетические значения, Хлебников собирает на основе созвучий заново, стремясь сформировать гнезда неологизмов одного корня. По такой методике строились «экспериментальные» произведения: «Заклятие смехом», «Любхо» и др. Эксперимент распространялся и на синтаксис, порождая особую ассоциативную структуру стиха на внешней основе примитивистской техники и подчеркнутого инфантилизма поэтики: раешник, лубок, анахронизм, «графоманство» и т. п. «Ребенок и дикарь, — писал Ю. Тынянов о Хлебникове, — были новым поэтическим лицом, вдруг смешавшим твердые «нормы» метра и слова» . Антиэстетическое «дикарство» и «инфантилизм» Хлебникова действительно были формой футуристического эпатажа по отношению к застывшему в общепринятых «нормах» старому буржуазному миру. Однако целостная суть поэтико-лингвистических экспериментов была шире и включала в себя не только разрушающий, но и созидающий пафос. С уходом в послеоктябрьском творчестве Хлебникова нигилистического начала поэт отказывается от многих крайностей своих экспериментов в сфере «заумной» поэтики. В то же время он продолжает поиски методов обновления жанровой структуры лирики, эпоса и драмы на пути создания единого «синтетического» жанрообразования. Сюда следует отнести неудачные хлебниковские попытки создания «сверхповестей» , замысленных как своеобразная «книга судеб», содержащая универсальные ключи к овладению «новыми» знаниями и законами жизнетворчества.
Оставаясь в русле утопических идеалистических концепций, Хлебников в условиях нового времени объективно не мог объединить вокруг своего философско-поэтического учения продолжительно действующее художественное направление. Однако его художественный вклад в теорию и практику советской поэзии чрезвычайно значителен. Маяковский, считавший стихи Хлебникова образцом «инженерной», «изобретательской» поэзии, понятной «только семерым товарищам-футуристам», говорил, однако, что стихи эти «заряжали многочисленных поэтов». Действие хлебниковского «заряда», в силовое поле которого попали Маяковский, Н. Асеев, Б. Пастернак, О. Мандельштам, М. Цветаева, Н. Заболоцкий и мн. др., распространяется и на современную советскую поэзию.
Возможно, этот факт повлиял на дальнейшее творчество Хлебникова.
Поэт переживал за Судьбу России и был уверен, что лучшее для страны в данный момент — революция.
Для Хлебникова революция была все же потрясением.
Хлебников был истинным патриотом, возможно благодаря этому и имел место такой творческий взлет.
(1 votes, average: 5,00 out of 5)