«Жизнь человека» — рассказ Леонида Андреева
Л. Н. Андреев пришел в драматургию, будучи известным писателем — прозаиком. Постоянный «дух исканий», стремление оторваться от быта и проникнуть в область «коренных вопросов духа», непримиримость ко всякому угнетению и глубокое сочувствие к людям одиноким и бесприютным в этом странном мире собственничества, — все это привлекало А. М. Горького в творчестве того, кого он спустя много лет назвал «единственным другом среди литераторов».
Рассказы Л. Н. Андреева уже давно волновали русское общество. Его вступление в литературу
В своих ранних произведениях Андреев выступает с критикой бездушие и несправедливости господствующего строя. Ложь и несправедливость в жизни, в организации общества, в отношениях между людьми, вызывающие страдания простого, маленького человека — вот главная тема многих рассказов Л. Андреева. однако уже в произведениях раннего периода у Андреева проскальзывают пессимистические нотки. Чаще всего герой его произведений оказывается не в состоянии справиться с той страшной силой, с которой он столкнулся и которая явно враждебна всему светлому.
А. М. Горький писал по этому поводу в 1902 г. Андрееву: «Но — друг!» — будь злым, будь мрачным, но — не будь пессимистичным. Пессимизм — философия объевшихся… Не будь пессимистом, клятвенно умоляю… Девизом нашим должно быть — не — вперед только, а вперед и выше».
Очень показательна так же судьба драматических произведений Андреева. До революции их ставили на своих сценах лучшие театры России. Особенно бурный успех выпал на долю спектакля «Жизнь человека».
В ночь после битвы.
Революция шла на убыль. Начался период жесточайшей реакции. «Позорнейшее десятилетие в жизни русской интеллигенции» породило специфическую литературу и критику. «Они носили яркий отпечаток утомленности и издерганной нервной системы, — писал В. Воровский, — погони за сильными потрясающими впечатлениями, которые уравновесили бы и заглушили не затертые еще впечатления недавнего времени. В противовес общественности эта литература выдвинула на первый план личность. В противовес благу всех — индивидуальное счастье».
Реакционная литература отражала настроения буржуа, перепуганных революцией. Многие бывшие попутчики революции из рядов буржуазной интеллигенции отпевали революционное движение. Л. Андреева нельзя отнести к этим ренегатам. Он искренне и глубоко переживал крушение революции:
«Революция тем и хороша, что она срывает маски, — говорил он в 1906 году, — и те рожи, что выступили теперь на свет, внушают омерзение».
Но говоря так, он в то же время создает ряд произведений» , в которых ощущается растерянность писателя.
А. В. Луначарский в статье «Л. Андреев «Социальная характеристика»
Отмечает: «В лучшие времена революции Л. Андреев прислушивался, после падения то оплакивал, то почти готов был надругаться над нею. Это своеобразное отношение Андреева к революции дало ему возможность служить очень музыкальным и порою величественным эхом для ее громов. Это дало ему возможность иногда слезами плакать над ее жертвами, но это же определило его глубочайшее непонимание сил революции. Это же не дало возможности заре революции разогнать в его душе тьму исконного и безнадежного пессимизма, это же вызвало заключительную мрачную и ужасную катастрофу Андреева».
Писатель искренне страдает от сознания неустроенности мира. В одном из писем он говорит: «И моя вся суть в том, что я не принимаю мира, каким мне дали его наставники и учителя, а беспокойнейшим образом ставлю ему вопросы, расковыриваю, раскапываю, перелицовываю».
Л. Андреев был способен на бунт, на возмущение темными сторонами жизни, но бунтарство его было индивидуалистическим. Писатель отнюдь не случайно любил подчеркнуть, что только «убеждение в своей исключительности должно и может служить источником творческой силы». В эти годы Андреевым овладели чувства отчаяния, безысходности, неверия в светлые начала человеческой жизни. Это объясняется узостью идейных позиций Андреева, который в своем творчестве с большой художественной силой выразил смятение, страх широких слоев оппозиционной демократической интеллигенции перед капитализмом в эпоху его распада. Понять противоречие капитализма они не могли, преодолеть их окончательным и бесповоротным разрывом со старым миром, переходом на позиции пролетариата — были не в состоянии.
В годы реакции окончательно складывается своеобразная художественная манера писателя — угловатая, резкая, «не знающая полутонов и светотени». Контрастами сгущенных красок, нагромождением образов, нередко написанных смелой, размашистой кистью, подбором предложений, взаимоусиливающих одно другое, Андреев добивается исключительной выразительности, доводит свой пафос до высшей степени напряжения, предельно обостряет эмоциональность.
Отбрасывая детали, оставляя только схемы, контуры, художник приходит к созданию гиперболических образов, т. к. примитивное плакатное искусство нуждается в грандиозных масштабах. Иных средств воздействия оно не имеет. Так у Андреева возникает словно высеченный из гранитной глыбы «Некто в сером», «Анатэма».
Отвергая шекспировскую живость действия, его бурную конфликтность, писатель возводит в основной принцип драматургии и театра статику и отвлеченный интеллектуализм. Полагая, что современная жизнь » стала психологичнее», он убеждал, что понизилась драматическая ценность «событий, живой и действенной борьбы с оружием в руках». Андреев отрицал необходимость для театра действия в форме поступков и уважения и призывал все дальше отходить от внешних проявлений, все больше уходить в глубину человеческой сущности.
Большинство пьес той поры представляют собой драматургию отвлеченных идей. Неверие в человека, в силу и мощь его разума и воли, страх перед жизнью, перед судьбой и роком запечатлелись в этих его пьесах.
Для М. Горького этот «новый курс» Андреева был решительно неприемлем. Он отрицал андреевскую пессимистическую концепцию человека. В очерке «Леонид Андреев» писал : «Для меня человек всегда победитель, даже и смертельно раненный, умирающий… Андрееву человек представляется духовно нищим, сплетенный из непримиримых противоречий инстинкта и интеллекта, он навсегда лишен возможности достичь какой-либо внутренней гармонии. Все дела его — «суета сует», тлен и самообман. А главное, он — раб смерти и всю жизнь ходит на цепи ее».
Эти слова во многом объясняют отношение Горького к драме Л. Андреева «Жизнь человека», написанной в 1906 году. Он видел в ней мотивы протеста против буржуазных отношений, гневного отрицания затхлого буржуазного бытия, но андреевскую пессимистическую концепцию человека он отрицал самым решительным образом.
«Жизнью Человека» начинается новый этап в творчестве писателя. Если до сих пор Андреев шел за Горьким, то теперь с каждым последующим произведением все дальше отходит от писателей передового лагеря и от реализма.
«Мне не важно, — писал Андреев в письме к Чуковскому в 1902 году, — кто он, герой моих произведений. Мне важно только одно — что он человек и как таковой несет одни и те же тяготы жизни».
Исходя из этого принципа, писатель в совей драме задается целью показать жизнь Человека вообще, жизнь всякого человека, лишенную примет эпохи, страны, социальной среды. Андреевский человек-схема, обще человек, во всем подобен другим людям, с неотвратимой непреложностью покорно совершающим одинаковый для всех круг железного предначертания.
«Некто в сером, именуемый он, проходит через всю пьесу, держа в руках зажженную свечу — символ быстротечной жизни Человека:
«Вот он — счастливый юноша, смотрите, как ярко пылает свеча! Вот он — счастливый муж и отец. Но посмотрите, как тускло и странно мерцает свеча: точно морщится желтеющее пламя…
Вот он — старик, больной и слабый. Уже кончились ступени жизни, и черный провал на месте их, — но все еще тянется вперед дрожащая нога. Пригибаясь к земле, бессильно стелется синеющее пламя, дрожит и падает, дрожит и падает — и гаснет тихо».
Жизнь Человека протекает, освещенная символическим серым цветом. Все в ней серое, серые стены, серый потолок, серый пол, свет тоже сер и однообразен.
В жизни Человек сталкивается с величественной фигурой «Некоего в сером». Еще в «Жизни Василия Фивейского» можно встретиться с этим образом. Правда ему Андреев дает другое имя. Василий Фивейский Слепо верил в бога, но автор очень ясно дает понять, что вместо бога в темном углу поповского дома все время стоял «Некто в сером». Рассказ начинается словами «Над всей жизнью Василия Фивейского тяготел суровый и загадочный рок». В «Елезаре» тоже присутствует эта фигура: «Люди чувствуют себя покорными рабами требовательной жизни и безответными слугами грозно молчащего, Ничто. Этот «Ничто» — «Некто в сером».
Л. Андреев так описывает эту фантастическую фигуру, которую он неизменно обозначает с большой буквы:
«На нем широкий, бесформенный серый балахон, смутно обрисовывающий контуры большого тела; на голове. Его такое же серое покрывало, густою тенью кроющее верхнюю часть лица. Глаз Его не видно. То, что видимо: скулы, нос, крутой подбородок — крупно и тяжело, точно высечено из серого камня».
Андреев делает свой Рок безликим. Он, словно, знает все, он «чтец, с суровым безразличием читающий книгу судеб». Он — не злая воля. Он — судьба. Он — весь причина, целей у него нет. Но Человек хочет относиться к Нему, как к великой Воле. Ему Молятся. Его стараются умилосердить, стараются разгадать Его психологию. Человек в минуту упоения юной силой бросает Ему гордый вызов, называя его:
«Эй, ты, как тебя там зовут: рок, дьявол, или жизнь, я бросаю тебе перчатку, зову тебя на бой! Малодушные люди преклоняются перед твоею загадочной властью. Твое каменное лицо внушает им ужас, в твоем молчании они слышат зарождение бед и грозное падение их. А я смел и силен, и зову тебя на бой. Поблестим мечами, позвеним щитами, обрушим на головы удары, от которых задрожит земля! Эй выходи на бой!»
Но сломленный скорбью Человек, готов признать в Нем свое божество. И молитва отца в 4 картине — гордое смирение, стон сердца к богу, в которого хочет, безумно хочет верить.
Но «Некто в сером» остается равнодушным к вызовам, мольбам, проклятиям.
От былой отваги Человека не остается и следа. Раньше он не боялся неодолимой силы и уповал на победу, не страшился поражения и смерти.
И вот страшный психологический момент, момент нравственной гибели Человека, после которой уже сама смерть является облегчающим финалом.
Любимый сын Человека — юный, благородный — ранен в голову камнем из-за угла и лежит при смерти. А силы Человека уже ослабели, длинный ряд несчастий обрушился на его поседевшую голову, опять вернулась нищета. И вот теперь грозным призраком встала самая страшная из горестей — смерть сына.
По настоянию отчаявшейся матери Человек тоже молится тому, кого вызвал на бой:
» Теперь прошу на коленях, в прахе, целую землю, — верни жизнь моему сыну. Целую землю твою».
Когда человек кончает свою молитву, жена (та самая, которая когда-то горячо шептала ему: «Смелей, мой рыцарь» ( замечает: «Я боюсь, что не совсем смиренна была твоя молитва. В ней как будто звучала гордость».
Силы Рока обошли Человека. Предназначенный путь пройден. Черными потрясающими красками рисует автор картину смерти.
Смерть восторжествовала. Единственное, что допускает драматург — это бессильный протест против смерти (причем, подчеркивается не сам протест, а бессилие его. Так, Человек в жалком гневе обращается к Нему, с отчаянным криком:
Где мой оруженосец? — Где мой меч? — Где мой щит? Я — обезоружен! — скорее ко мне! —
Скорее! — Будь прокля…»
Вопрос о смысле бытия постоянно волновал писателя. Субъективный смысл человека драматург сводит к нулю уже в первом же монологе, который произносит «Некто в сером»,
«Ограниченный зрением, он никогда не будет видеть следующей ступени, на которую уже поднимается нетвердая нога его, ограниченный знанием, он никогда не будет знать, что несет ему грядущий день, грядущий час-минута. И в слепом неведении своем, томимый предчувствиями, волнуемый надеждами и страхом, он покорно совершит круг железного предначертания».
Человек Андреева слишком пассивен, слишком придавлен социальным роком, чтобы его судьба была подлинно трагичной. Он тащится по жизни, «влекомый роком», и счастье, и горе обрушиваются на него из-за угла, внезапно, необъяснимо, Пока Человек мечтает о счастье и гордо шлет вызов судьбе-счастье уже стучится к ним в дверь, в жизни все случайно, — и счастье и не счастье, и богатство, и бедность. Счастье ведь зависит не от талантов человека, не от его готовности трудиться, а от воли Рока.
В пьесе дается две точки зрения на человека и смысл его жизни: объективная бессмысленность этой жизни ярко противопоставляется ее субъективной осмысленности.
Казалось бы, победа Рока предрешена еще задолго до рождения Человека.(«Придя из ночи, он возвратится к ночи и сгинет бесследно в безграничности времен, не мыслимый, не чувствуемый, не знаемый никем».
Для Его жизнь Человека есть сплошная, несознаваемая им бессмыслица.
«А зачем они рожают? Это так больно. А зачем они умирают? Это еще больнее. Да. Рожают и умирают. И вновь рожают».
Старухи смеются. Смеется и Он. Бесследно погибает в безграничности времени Человек, в его светлом и богатом доме выбиты рамы, ветер ходит по всему дому и шуршит сором, а в детской кроватке «крысы завели свое гнездо и выводят детей». Итак, сомнений нет: победил «Некто в сером» и рабы его празднуют победу.
Так ли это. Вспомним вызов Человека:
«Року, Дьяволу или жизни». Здесь другая крайность. Слишком быстро празднует Человек свою победу. Но не прав ли Человек? Ведь он впоследствии исполнил все, как сказал, прибавив только свое проклятие бессмысленной судьбе. Но вот приходит к человеку смерть. Она находит его в грязном кабаке, куда Человек ходит, чтобы спастись от гнетущего одиночества. И Человек умирает с проклятием на устах, умирает, до последнего дыхания не признавая власти Рока. На первый взгляд может показаться, что в пьесе два победителя и ни одного побежденного. Но всем ходом пьесы Андреев говорит о бесполезности жизни Человека вверху и внизу лестницы человеческого существования.
Тщетной оказывается надежда найти смысл жизни, перенеся свой упования на жизнь в памяти потомков.
Разговор постаревшего Человека и его жены как бы говорит об обратном:
«Ты говорила, что я гениален».
«Я и теперь, мой друг, скажу то же».
«Нет, ты не права. Создания гения переживают эту дрянную старую ветошку, называему телом. Я же еще жив. ..»
Но жена напоминает о лучшем из построенных им домов и спрашивает:
«Разве во всем городе есть здание более красивое, более глубокое?».
На что Человек отвечает:
«Меня огорчает только одно: зачем так скоро забыли меня люди? Они могли бы помнить несколько дольше».
И узнав, что какой-то художник интересуется его зданием, восклицает:
«Это очень важно. Это значит, что моя мысль передается другим людям, и пусть меня забудут, она будет жить».
Но этой тусклой надежде пожить несколько дольше в памяти людей не удается быть осуществленной. Потомство это в лице сына гибнет от пустой случайности.
«Андреев для своего героя взял средние условия, он выбрал его среди интеллигентного пролетариата… Такая жизнь включает в себя как раз наибольшее количество обдуманных элементов жизни», — пишет А. В. Луначарский в «Критических этюдах». Богатство и бедность Человека относительны. В молодости Человек был беден, но это все же была пора счастья.
В зрелом возрасте Человек был богат. Но Андреев сатирически описывает это богатство. Человек и его жена кажутся потускневшими, одеревеневшими, словно деньги и вещи оттиснули Человека в его доме куда-то на задний план.
Если человек несчастен, впав снова в бедность, то причина этого несчастья не бедность, а болезнь и смерть сына. Богатство не меняет ничего в ходе драмы жизни, говорит Андреев. В действительности богатство не таково, каким оно кажется в мечтах. Дом богатого совсем не похож на Норвежский замой, о котором ему грезилось:
«Внизу фиорд, а вверху на острой горе, замок». Но вот богатство пришло: «Лучшая зала в обширном доме Человека. Это высокая, большая, комната. Есть какая-то неправильность в соотношении частей… Зала производит впечатление странное, несколько раздражающее».
Богатство — Это что-то пришедшее извне. «Как богато», но нет красоты и уюта, а они были в розовой комнате.
Драматург потерпел поражение в своем основном намерении — показать жизнь Человека вообще. Андрееву удалось высушить своего Человека до такой степени, что он потерял конкретные, индивидуальные черты, но абстрагировать до предела, создать обобщенный образ человека вне классов, вне времени драматург не смог.
«В лице человека, — писал В. Воровский, — обобщена здесь жизнь среднего буржуазного интеллигента нашего времени. Андреев, рисуя жизнь человека просто-напросто отбросил всю громадную жизнь трудящихся слоев-крестьян, рабочих, мелких мещан. Не удивительно, что равнодействующая человека прошла по линии зажиточного интеллигента. Трагедия жизни есть трагедия интеллигента, отставшего от передовых, демократических классов общества, упорно не желающего пойти на службу хозяевам жизни».
Стремясь говорить о человеке вообще, живущим вне времени, автор в то же время говорит об автомобиле, электричестве, т. е. дает реальное определение времени.
Человек вообще должен говорить неким языком вообще. Но Андреев Часто сбивается с этого, невыразительного, схематичного языка, насыщая его эмоциями. От этого получается весьма пестрая картина.
Итак, то, что только намечалось в произведениях Л. Андреева периода революции 1905 года, в «Жизни человека» нашло свое полное выражение. Уже в ней намечается схема многих последующих драм, где действуют только два героя: Человек и Рок. В единоборстве этих героев неизменно побеждает Рок. Человеческая жизнь фатально обречена, путь ее предрешен роком, «Жизнь Человека» — типичная драма идей, в которой персонажи превращены в марионеток.
Характеризуя действующих лиц в ней, драматург пишет
«Лица похожи на маски с непомерно увеличенными или уменьшенными частями: носатые и совсем безносые, глаза дико вытаращенные, почти вылезшие из орбит и сузившиеся до едва видимых щелей и точек; кадыки и крохотные подбородки».
В условных картинах нет живых, реальных людей. Действуют абстрактные фигуры — Человек, его Жена, безликие Гости, Родственники, зловещие старухи.
Все друзья Человека одинаковы:
«Благородные лица, открытые высокие лбы, честные глаза, выступают они гордо, выпячивая грудь. У всех в петлице белые розы».
Так же одинаковы и враги Человека:
«У всех у них коварные, подлые лица, длинные обезьяньи руки Идут они беспокойно прячась друг от друга. В петлицах желтые розы».
Все эти ходячие манекены произносят одинаково бесцветные, утомительно однообразные слова, потерявшие свою первозданную прелесть.
> Критика дала отрицательную характеристику драме.
А. М. Горький видел в пьесе мотивы протеста против буржуазных отношений, гневного отрицания затхлого буржуазного бытия, но андреевскую пессимистическую концепцию человека он отрицал самым решительным образом.
«В жизни твоего человека, — писал он автору, — почти нет человеческой жизни, а то, что есть — слишком условно, не реально. Человек поэтому вышел очень незначителен, ниже и слабее, чем он есть в действительности, мало интересен. Вообще ты слишком оголил твоего человека, отдалив его от действительности, и тем лишил его трагизма, плоти, крови, Человек, который так великолепно говорит с Ним, не может жить такой пустой жизнью, как он живет у тебя, — его существование трагичнее, количество драм в его жизни больше».
Крик боли и отчаяния, безысходности и смертной тоски звучал в произведениях Андреева тех лет. Былой призыв: «К звездам» в рассказе «Тьма» уступает место другому призыву:
» Погасим огни и все полезем в тьму! Зрячие, выколем свои глаза». Это была трагедия большого художника, далекого от революционного пролетариата и потому сбившегося во мраке ночи, наступившей после битв 1905 года.
Заключение
Л. Андреев был фигурой глубоко трагичной, он стремился широко ставить острые социально-философские темы, волновавшие общество. Но на эти больные и острые вопросы он не мог найти верных ответов.
Мыслью о смерти пронизана вся пьеса Андреева «Жизнь Человека». Человек Андреева находится в вечных поисках каких-либо иллюзий, которые оправдали бы его жизнь. Он хочет увидеть то, чего не хватает ему в жизни и без чего кругом так пусто, точно вокруг нет никого. Но иллюзии — только иллюзии. Рушится вера Человека в бессмертие, т. к. не только он сам, но и сын его гибнут.
И вся пьеса пронизана идеей бессмысленности человеческого существования. И хотя Андреев не стоял настоящим, последовательным критиком буржуазного мира, тем не менее своей пьесой он нанес ему немало ран как критик многих его уродств и безобразий.
Список использованной
литературы.
Андреев Л. Н. Пьесы М. 1959 г.
Л. Н. Афонин. «Л. Н. Андреев», Орел, 1960
Бабичева Ю. В. «Драматургия Л. Андреева эпохи первой русской революции» Вологда 1971 г.
Бялик Б. А. «Горький — драматург» М. 1962 г.
Волков А. А. «Очерки русской литературы конца 19 начала 20 веков» М. 1980
Волровский В. В. Литературно-критические статьи М. 1987
Горький А. М. Собрание сочинений в 30 томах, т. 28, м. 1954.
«Литературное наследство» т 72, м. 1965
(1 votes, average: 5,00 out of 5)