Музыка поэзии серебряного века
Лирика серебряного века многообразна и очень музыкальна. Сам эпитет «серебряный» звучит как колокольчик. Серебряный век подарил нам целое созвездие поэтов. Поэтов-музыкантов. Стихи серебряного века — это музыка слов. В этих стихах не было ни одного лишнего звука, ни одной ненужной запятой, не к месту поставленной точки.
В начале XX в. существовало множество литературных направлений. Это и символизм, и футуризм, и даже эгофутуризм Игоря Северянина. Все эти направления очень разные, имеют разные идеалы, преследуют разные цели, но сходятся
Кони, топот, инок.
Но не речь, а черен он.
Идем молод, долом меди.
Чин зван мечем навзничь.
Голод чем меч долог?
Пал а норов худ и дух ворона лап…
Появлялись, изобретались, сочинялись новые слова. Из одного лишь слова «смех» родилось целое стихотворение «Заклятие смехом»:
О, рассмейтесь смехачи!
О, засмейтесь смехачи!
Что смеются смехами, что смеянствуют смеяльно,
О, засмейтесь усмеяльно!
Культ формы долго не просуществовал, футуризм быстро изжил себя. Но работа футуристов не пропала даром. В их стихах к почти совершенному владению словом добавился смысл, и они зазвучали, как прекрасная музыка. Вспомним стихотворение Бориса Пастернака «Метель»:
В посаде, куда ни одна нога
Не ступала, лишь ворожеи да вьюги
Ступала нога, в бесноватой округе,
Где и то, как убитые, спят снега, —
Постой, в посаде, куда ни одна
Нога не ступала, лишь ворожеи
Да вьюги ступала нога, до окна
Дохлестнулся обрывок шальной шлеи…
Песня метели слышна уже в первых строках. Всего одно предложение, а тебя закружила, понесла метель… Борис Пастернак начинал как футурист. Талант Б. Пастернака и футуристическое владение формой дали потрясающий результат.
В отличие от футуризма, символизм провозглашал не только культ формы стиха, но и культ символов: отвлеченность и конкретность необходимо легко и естественно слить в поэтическом символе, как «в летнее утро реки воды гармонично слиты солнечным светом». Это и происходит в стихах К. Бальмонта, похожих на шелест листвы. Например, его таинственное, загадочное стихотворение «Камыши»:
Полночной порою в болотной глуши
Чуть слышно, бесшумно кричат камыши.
В каждом слове этого стихотворения употребляется шипящий звук. Из-за этого все стихотворение как будто шелестит, шуршит.
О чем они шепчут? О чем говорят?
Зачем огоньки между нами горят?
Мелькают, мигают — и снова их нет.
И снова забрезжит блуждающий свет…
Разговор камышей, мигание, мелькание огоньков, трясина, сырость, запах тины — все создает ощущение таинственности, загадки. И в то же время от строк
В болоте дрожит умирающий лик.
То месяц багровый печально поник…
И вздох повторяя погибшей души,
Тоскливо, бесшумно шуршат камыши… —
веет дыханием смертной тоски. Так рождается таинственная, жутковато-притягательная музыка стихотворения…
Еще одно стихотворение К. Бальмонта, «Я мечтою ловил уходящие тени…», построено на повторении слов в каждых двух строчках, что создает как бы переливающийся, журчащий ритм:
Я мечтою ловил уходящие тени,
Уходящие тени погасавшего дня,
Я на башню всходил, и дрожали ступени,
И дрожали ступени под ногой у меня.
В повторении слов «и дрожали ступени, и дрожали ступени», «тем ясней рисовались, тем ясней рисовались», «вокруг раздавались, вокруг меня раздавались» и т. д. употребляются звуки «р» и «л», за счет чего стихотворение получается похожим на переливы ручья.
Я перехожу к акмеизму и к моим любимым поэтам: Николаю Гумилеву и Анне Ахматовой. Акмеизм — стиль, придуманный и созданный Н. С. Гумилевым, подразумевал отражение реальности легкими и емкими словами. Сам Н. С. Гумилев относился к своим стихам критически, работал над формой и над содержанием. Николай Гумилев, как известно, много путешествовал по Африке, Турции, странам Востока. Впечатления от путешествий отразились в его стихах, диких экзотических ритмах. В его стихах звучит и музыка заморских стран, и песни России, и смех и слезы любви, и трубы войны. Одни из самых прекрасных стихотворений об Африке — это «Жираф» и «Озеро Чад».
«Жираф» — это изысканная музыка «таинственных стран». Все стихотворение особенное:
Сегодня, я вижу, особенно грустен твой взгляд
И руки особенно тонки, колени обняв.
Послушай: далеко, далеко на озере
Чад Изысканный ходит жираф.
И начинается особенно таинственная и грустная сказка «про черную деву, про страсть молодого вождя, про тропический сад, про стройные пальмы и запах немыслимых трав…». Потрясают необычные сравнения:
Вдали он подобен цветным парусам корабля,
И бег его плавен, как радостный птичий полет.
Это стихотворение настолько мелодично, что в наше время на него написана музыка и оно стало песней. И вот еще одна таинственная сказка: «Озеро Чад». Она похожа на любовный роман в стихах. Сюжет его банален и грустен, но язык стихотворения придает ему красоту и необычайность:
На таинственном озере Чад
Посреди вековых баобабов
Вырезные фигурки стремят
На заре величавых арабов.
По лесистым его берегам
И в горах, у зеленых подножий
Поклоняются странным богам
Девы-жрицы с эбеновой кожей.
Таинственное озеро, величавые арабы, странные боги, девы-жрицы — все это создает загадочную и величественную атмосферу, в которую погружается читатель. Вот он видит прекрасную пару: дочь властителя Чада и ее мужа — могучего вождя, и красивого, но лицемерного европейца. Он видит красивый, простой мир Чада и «цивилизованный» грустный мир Европы, где кабаки, пьяные матросы и грязная жизнь. «Озеро Чад» написано столь ярким и выразительным языком, что кажется, перед нами проходит целая жизнь…
Н. С. Гумилев пережил первую мировую войну. В своих стихах он показал бессмысленность этой войны, которая принесла только горе, траур в города и села, печальную песню заупокойных… Интересны сравнения войны с образами яз мирной жизни:
Как собака на цепи тяжелой,
Тявкает за лесом пулемет,
И жужжат пули, словно пчелы,
Собирая ярко-красный мед.
А «ура» вдали — как будто пенье
Трудный день окончивших жнецов.
О музыке гумилевских стихов можно говорить бесконечно долго и много. Поэзия Николая Гумилева — это вся его жизнь, занятая поисками красоты. Стихи его отразили «не только искание красоты, но и красоту исканий».
Анна Ахматова. Русская Сапфо, жрица любви… Бе стихи — это песни любви. Всем известна ее потрясающая поэма «У самого моря», в которой слышится шум прибоя и крики чаек…
Смешно называть «врагом народа», «пошлой мещанкой, человека, который создал «Реквием» — страшную правду о России — и который написал стихотворение, в котором выражена красота старинных городов Святой Руси. В двенадцати строчках А. Ахматова смогла описать всю ту благостную, умиротворяющую атмосферу древних русских городов:
Там белые церкви и звонкий, светящийся лед,
Над городом древних алмазные русские ночи
И серп поднебесный желтее, чем липовый мед.
Там вьюги сухие взлетают с заречных полей,
И люди, как ангелы, Большому празднику рады,
Прибрали светлицу, зажгли у киота лампады,
И книга благая лежит на дубовом столе…
Все стихотворение наполнено рождественским звоном колоколов. Все оно пахнет медом и печеным хлебом, напоминает древнюю православную Русь.
Безусловно, во всех стихах А. А. Ахматовой можно найти ту или иную мелодию (даже некоторые ее стихи называются «песнями», «песенками»). Например, в «Песне последней встречи» слышна тревожная, растерянная музыка:
Так беспомощно грудь холодела
Я на правую руку надела
Перчатку с левой руки.
Между кленов шепот осенний
Попросил: «Со мною умри!
Я обманут своей унылой,
Переменчивой, злой судьбой».
Я ответила: «Милый, милый!
И я тоже умру с тобой…»
А в другом стихотворении, «Широк и желт вечерний свет…», звучит мелодия счастья, спокойствия после бури исканий:
Ты опоздал на много лет,
Но все-таки тебе я рада…
Прости, что я жила скорбя
И солнцу радовалась мало.
Прости, прости, что за тебя
Я слишком многих принимала.
Говоря о музыке в поэзии серебряного века, нельзя не остановиться на стихах Игоря Северянина, короля поэтов, основателя эгофутуризма. В манифете эгофутуризма провозглашалась борьба со стереотипами, поиски новых, смелых образов, разнообразных ритмов и рифм. Игорь Северянин, бесспорно, виртуозно владел словом. Доказательством этому служит потрясающее стихотворение «Чары Лючинь», где в каждом слове, начиная с названия, есть буква «ч». Приведу только первые строки:
Лючинь печальная читала вечером ручисто-вкрадчиво,
Так чутко чувствуя журчащий вычурно чужой ей плач…
«Кензель» напоминает своей своеобразной ритмикой, повторениями блюз:
В шумном платье муаровом, в шумном платье муаровом
По аллее огненной вы проходите морево…
Ваше платье изыканно, Ваша тальма лазорева,
А дорожка песочная от листвы разузорена —
Точно лапы научные, точно лик ягуаровый…
Стихотворение «Серенада», имеющее второе название «Хоровод рифм», — это действительно хоровод, удивительно гармоничный: «в вечернем воздухе — в нем нежных роз духи!», «над чистым озером — я стану грез пером», «перепел — росу всю перепил», «по волнам озера — как жизнь без роз сера», и т. д.
Я говорил о музыке в стихах серебряного века, но ведь были и стихи о музыке, и их очень много. Это северянинские «Медальоны», где есть сонеты о композиторах: «Шопен», «Григ», «Визе», «Россини», где И. Северянин говорит: «из всех богов наибожайших бог — бог музыки…» и «мир музыки переживет века, когда его природа глубока». Это ахматовская «Песенка о песенке», которая
…сначала обожжет,
Как ветерок студеный,
А после в сердце упадет
Одной слезой соленой.
Это гумилевские «Абиссинские песни» с их дивными напевами. Это экзотический «Кек-уок на цимбалах» И. Ф. Анненского, дробный, гулкий, торопливый:
Пали звоны топотом, топотом,
Стали звоны ропотом, ропотом,
То сзываясь,
То срываясь,
То дробя кристалл.
И наконец, поразительное стихотворение В. Маяковского «Скрипка и немножко нервно», где музыкальные инструменты олицетворены и представлены как люди, разные, с разными характерами, В. Маяковский предлагает скрипке, как девушке: «Знаете что, скрипка, давайте — будем жить вместе! А?»
На этом я хочу закончить сочинение. Как много нового внес серебряный век поэзии в музыку слова, какая огромная проведена работа, сколько создано новых слов, ритмов, что кажется, произошло единение музыки и поэзии.