Победно-патриотические оды Гавриила Державина
В творчестве Державина нашла замечательное выражение героика его времени. Подобно Ломоносову, Державин был пылким патриотом; патриотизм, по словам Белинского, был его » господствующим чувством».
Державин стал свидетелем неслыханных дотоле успехов русского оружия: побед Румянцева во время первой турецкой войны при Лагре и Кагуле, морской победы при Чесме, взятия во время второй турецкой войны Суворовым, прославившим себя годом ранее победами при Фокшанах и Рымнике, крепости Измаил, побед Суворова в Польше, позднее — в Италии, небывалого
Героическая мощь, ослепительные военные триумфы России наложили печать на все творчество Державина, подсказали ему звуки и слова, исполненные подобного же величия и силы. И в человеке превыше всего ценил он «великость» духа, величие гражданского и патриотического подвига. «Великость в человеке бог!» — восклицал он в одном из ранних своих стихотворений. И это качество проходит через всю его поэзию. Недаром Гоголь склонен был считать его «певцом величия» по преимуществу, — определение меткое и верное, хотя и не выражающее собой всей сложности державинского творчества. «Стоит пробежать его «Водопад», — пишет Гоголь, — где, кажется, как бы целая эпопея слилась в одну, стремящуюся оду. В «Водопаде» перед ним пигмеи — поэты. Природа там прекраснее окружающей нас природы, люди сильнее знакомых людей, а наша обыкновенная жизнь перед той величественной жизнью, «точно муравейник, который где-то далеко копошится вдали». «Все у него величаво, — продолжал Гоголь, — величав образ Катерины, величава Россия, созерцающая себя в осьми морях своих; его полководцы — орлы».
Самого восторженного и вдохновенного барда находят в Державине блестящие победы русского оружия. По поводу одной из победных од Державина — «На взятие
Измаила» — Екатерина ему заметила: «Я не знала по сие время, что труба ваша столь же громка, как и лира приятна». И в своих победных одах Державин действительно откладывает в сторону «гудок» и «лиру» — признанные орудия «русского Горация и Анакреона», как величали его современники, — и вооружается боевой «трубой». В победных одах он в значительной степени возвращается даже к столь решительно в свое время им отвергнутой поэтике «громозвучной» ломоносовской оды. Торжественная приподнятость тона, патетика словаря и синтаксиса, грандиозность образов и метафор — таковы основные «ломоносовские» черты победных од Державина. С извержением вулкана, «с черно-багровой бурей», с концом мира — «последним днем природы» — сопоставляет поэт «победу смертных выше сил» — взятие русскими считавшейся неприступной крепости Измаил.
Подобные же образцы грандиозной батальной живописи дает Державин и в других своих победных одах. С огромным воодушевлением, широкой размашистой кистью рисует он мощные и величавые образы замечательных военных деятелей и полководцев эпохи во главе с «вождем бурь полночного народа» — великим, не ведавшим поражений Суворовым. «Кем он когда бывал побеждаем, все ты всегда везде превозмог!» — торжествующе восклицает поэт о Суворове. Длинный ряд державинских стихотворений, посвященных Суворову и упоминающих его: «На взятие Измаила», «На взятие Варшавы», «На победы в Италии», «На переход Альпийских гор», «На пребывание Суворова в Таврическом дворце», «Снегирь» и многие другие, — слагается как бы в целую блистательную поэму — грандиозный поэтический гимн беспримерной воинской славы величайшего из полководцев, того, «кто превосходней всех героев в свете был». С особенной любовью подчеркивает Державин в «князе славы» Суворове черты, роднящие его с народом: непритязательность в быту, простоту в обращении, живую связь взаимного доверия, дружбы и любви между полководцем и идущими за ним на все воинами:
«Друзья! — он говорит:
— Известно, Что россам мужество совместно,
Но нет теперь надежды вам.
Кто вере, чести друг неложно,
Умрем иль победить здесь должно».
«Умрем!» — клик вторит по горам.
В отчаянии, что «львиного сердца, крыльев орлиных нет уже с нами», Державин в стихах, вызванных смертью Суворова, горестно вопрошает:
Кто перед ратью будет, пылая,
Ездить на кляче, есть сухари,
В стуже и в зное меч закаляя,
Спать на соломе, бдеть до зари,
Тысячи воинств, стен и затворов
С горстью россиян все побеждать?
Художественно подчеркивая глубокую народность Суворова, Державин изображает его в характерном облике эпического «вихря-богатыря» русских народных сказок, при этом постоянно указывая на беспощадность и особую черту русского национального великодушия — милости к «малым сим», к слабым тростинкам.
Вообще, в своих победных одах Державин — и это замечательная их особенность — ограничивается воспеванием только великих вождей и полководцев. Вождям соответствуют их геройские рати — «русски храбрые солдаты, в свете первые бойцы», первый тост в застольной воинской песне Державина «Заздравный Орел», написанной, как он сам поясняет, «в честь Румянцева и Суворова,, поэт провозглашает за русских солдат:
О! Исполать, ребяты,
Вам, русские солдаты,
Что вы неустрашимы,
Никем непобедимы:
За здравье ваше пьем!
Больше того, в ряде стихов Державина из-за создаваемых им колоссальных образов полководцев: Репнина, Румянцева, Суворова — как бы выступают еще более безмерно могучие очертания «твердокаменного росса» — всего русского народа. Именно народ, народный дух и народные крепость и сила спасли страну в годины наиболее тяжких исторических испытаний: во времена монгольского ига, кровавых оборонительных войн XVII века.
Вот как, например, рисует Державин свержение монгольского ига, когда русский народ «три века» лежал один, всеми оставленный и покинутый, в страшном, близком к смерти сне:
Лежал он во своей печали,
Как темная в пустыне ночь;
Враги его рукоплескали,
Друзья не мыслили помочь,
Соседи грабежом алкали,
Князья, бояре в неге спали…
Где есть народ в краях вселенны,
Кто б столько сил в себе имел…
Не «князьям и боярам», а именно «всему русскому народу», как поясняет сам Державин в примечаниях к той же оде «На взятие Измаила», из которой заимствованы только что приведенные строфы, обязана своими величественными победами и современная поэту Россия. Державин не устает славить в своих стихах «великий дух» русского народа, необоримую, тверже скалы, грудь «росса», российскую доблесть и силу, которой «нет преград»:
«Чья Россов тверже добродетель? Где больше духа высоты?» — постоянно спрашивает себя поэт и рисуемыми им живыми картинами и образами русской доблести, исконного русского героизма отвечает: ничья и нигде. Вот русские воины, зная, что «слава тех не умирает, кто за отечество умрет», со спокойной твердостью и с «сияющей душой», молча и непреодолимо движутся на неприступные твердыни Измаила:
Идут в молчании глубоком,
Во мрачной страшной тишине —
Собой пренебрегают, роком.
Зарница только в вышине
По их оружию играет;
И только их душа сияет,
Когда на бой, на смерть идет.
Уж блещут молнии крылами,
Уж осыпаются громами,
Они молчат, — идут вперед.
Вот они же, ведомые Суворовым, победоносно переваливают через Альпийские льды и снега, через непроходимые горные потоки и крутые теснины, заполненные притаившимся смертоносным врагом: «Но Россу где и что преграда?».
Победы России — грозное предупреждение ее недругам. В стихах, посвященных победам 1807 года атамана донских казаков Платова и характерно озаглавленных «Атаману и войску Донскому», Державин, с законной национальной гордостью оглядываясь на славное прошлое русской земли, вопрошает:
Был враг Чипчак — и где Чипчаки?
Был недруг лях — и где те ляхи?
Был сей, был тот: их нет, а Русь?..
Всяк знай мотай себе на ус
Последняя строка явно адресована Наполеону, неизбежное поражение которого, если он отважится вторгнуться в Россию, Державин проницательно предсказал еще за несколько лет до войны 1812 года. Уже в старческих своих стихах, посвященных Отечественной войне 1812 года, «Гимне лироэпическом на прогнание французов из Отечества», слабеющей рукою набрасывает Державин замечательную характеристику «доблественого» русского народа:
О Россодобльственный народ,
Единственный, великодушный,
Великий, сильный, славой звучный,
Изящностью своих доброт!
По мышцам ты неутомимый,
По духу ты непобедимый,
По сердцу прост, по чувству добр,
Ты в счастья тих, в несчастьи бодр…
Еще Ломоносов в своих одах, как мы знаем, проводит резкую грань между войнами хищническими, вызванными стремлением к захвату чужих областей, к порабощению других народов, и войнами законными, оборонительными, являющимися «щитом», т. е. защитой своей страны. Историческую миссию России он видит в том, чтобы нести народам мир — «тишину». Эта же ломоносовская нота настойчиво звучит и у Державина: в оде «На переход Альпийских гор» поэт, обращаясь к народам Европы, проникновенно восклицает: «Воюет Росс за обще благо, за свой, за ваш, за всех покой». Конкретно-политическая наполненность этого и подобных лозунгов и деклараций определена и ограничена условиями исторической действительности, классовой природой поэта, но Державин, как Ломоносов, сумел почувствовать и сформулировать здесь то, что составляет нашу существеннейшую национальную черту: бескорыстие и героическое великодушие нашего народа, не стремящегося к захватам и завоеваниям, но умеющего грудью стать на защиту родины.
(1 votes, average: 5,00 out of 5)