Творчество одного из поэтов Серебряного века
Н. С. Гумилев — поэт, критик, переводчик, драматург. В 1911 г. создана литературная группа «Цех поэтов». В статье «Наследие символизма и акмеизм» Н. С. Гумилев представляет манифест нового направления: «В кругах, близких к акмеизму, чаще всего произносятся имена Шекспира, Рабле, Виллона и Теофиля Готье. Подбор этих имен не произволен. Каждое из них — краеугольный камень для здания акмеизма, высокое напряжение той или иной его стихии. Шекспир показал нам внутренний мир человека, Рабле — тело и его радость, мудрую физиологичность.
Центральные образы и мотивы. Поэтический мир Н. С. Гумилева наполнен экзотикой и романтикой. Сборники «Путь конквистадора» и «Романтические цветы» представляют образ лирического героя-завоевателя, который отдает предпочтение миру естественной природы:
Как конквистадор в панцире железном,
Я вышел в путь и весело иду,
То отдыхая в радостном саду,
То наклоняясь к пропасти и безднам.
«Сонет»
Слову возвращается его первоначальное, предметное, а не символическое, значение, что отражается даже в описании пейзажа:
На таинственном озере Чад
Посреди вековых баобабов
Вырезные фелуки стремят
На заре величавых арабов.
По лесистым его берегам
И в горах, у зеленых подножий,
Поклоняются странным богам
Девы-жрицы с эбеновой кожей.
«Озеро Чад»
Призрачность счастья порождает стремление изменить реальность, преобразовать ее. Так рождается образ героя-борца и общий жизнеутверждающий пафос лирики поэта. Мотив победы становится в стихотворениях Н. С. Гумилева определяющим для героя-воина. Стремление уйти от мира цивилизации и дух исканий приводят поэта в далекие экзотические страны или позволяют погрузиться в историю. В 1909 г. автор так определял причины этой жажды «путешествий»: «Мир стал больше человека… Взрослый человек рад борьбе. Он гибок, он силен, он верит в свое право найти землю, где можно было бы жить». Этой землей становится для поэта мир его лирики. Четкость, ясность и даже предметность языка поэта не мешает поэту вводить в повествование фантастическое, а порой и просто иррациональное начало:
Шел я по улице незнакомой
И вдруг услышал вороний грай,
И звоны лютни, и дальние громы, —
Передо мною летел трамвай.
Как я вскочил на его подножку,
Было загадкою для меня,
В воздухе огненную дорожку
Он оставлял и при свете дня.
«Заблудившийся трамвай»
Философское звучание получают стихотворения позднего периода. В них экзотичность отходит на второй план и уступает место вещам более простым, но вместе с тем глубинным. В стихотворении «Шестое чувство» поэт рисует незатейливую картину человеческой жизни, знакомую каждому, что и позволяет герою говорить от первого лица множественного числа:
Прекрасно в нас влюбленное вино
И добрый хлеб, что в печь для нас садится,
И женщина, которою дано,
Сперва измучившись, нам насладиться.
Но этого простого и понятного мира не достаточно для героя, и его вопрос, звучащий во второй строфе стихотворения, становится риторическим:
Но что нам делать с розовой зарей
Над холодеющими небесами,
Где тишина и неземной покой,
Что делать нам с бессмертными стихами?
Известных органов чувств не хватает, и возникает грустный мотив ограниченности человеческих возможностей:
Ни съесть, ни выпить, ни поцеловать.
Мгновение бежит неудержимо,
И мы ломаем руки, но опять
Осуждены идти все мимо, мимо.
Непознанное манит и пугает, но рожденное самой природой томленье не отпустит страждущую душу. В этом ощущении поэту видится что-то первобытное:
Как некогда в разросшихся хвощах Ревела от сознания бессилья Тварь скользкая, почуя на плечах Еще не появившиеся крылья…
Выразительные эпитеты и сравнения усиливают поэтическую картину зарождения «шестого чувства».
В поэзии Н. С. Гумилева, яркой и неповторимой в своей красочности, нашли также отражение романтические мотивы творчества, любви, памяти и т. д., многие из которых получили дальнейшее развитие в творчестве Н. Тихонова, Э. Бафицкого и других поэтов.