Живая поэзия Николая Клюева
Сразу после Октябрьского переворота, как и многие русские интеллигенты. Клюев щедро авансировал тогдашние события пламенными строками своих стихов Поэт был уверен, что наступило время осуществления заветов истинного христианства «Христос отдохнет от терновых иголок, и легко вздохнет народная грудь».
В 1918 году Клюев вступил в РКП, не находя противоречия между христианскими и коммунистическими идеалами. Однако надежды поэта не оправдались Уже через два-три года после революции становится ясно, что новыми незваными хозяевами России
В 1920 году Клюев был исключен из партии за свои христианские убеждения, которыми не поступился. Строки о том, что «Лениным вихрь и гроза причислены к Ангельским ликам», заменяются другими, исполненными сдержанности и глубокого сомнения: «Мы верим в братьев многоочитых, а Ленин в железо и красный ум…»
После этого Николай Клюев много десятилетий считался «отцом кулацкой литературы». Стихи и поэмы Клюева, сохранившиеся вопреки эпохе, приведшей его к гибели, теперь публикуются. Также обнародовано эпистолярное наследие поэта и его публицистика. Большинство его статей и заметок публиковалось а страницах местной газеты города Вытегра Олонецкой губернии, где он жил в 1919-1923 годах. Со страниц своих произведений Клюев встает во весь свой громадный рост — и как великий поэт и оригинальный мыслитель, и как самобытная и неповторимая личность.
Будут ватрушки с пригарцем,
Малиновки за окном,
И солнце усыплет кварцем
Бугор с высоким крестом.
Под ним с мощами колода,
Хризопраз — брада и персты…
Дивен образ. Дева-Свобода
Возлагает на крест цветы.
В этих немногих строках кроется так много дивных, прекрасных деталей, воссоздающих уходящую Русь. Стихи написаны в 1922 году. В это время Клюев уже не скрывает, что многое из происходящего ему чуждо и даже враждебно до невыносимости. И он не молчит. Он выносит свое страдание в стихи и прозу и сохраняет ту внутреннюю правдивость, которая является мерилом подлинной художественности.
Поэтому его произведения — это светлое облако воспоминаний по Руси отлетающей. Вот, например, отрывок из статьи Николая Клюева «Сорок два гвоздя»: «Жаворонки, жаворонки свирельные! Принесите вы нам, пропащим, осатанелым, почернелым от пороховой копоти… хоть росинку меда звездного, кусочек песни херувимской, что от ребячества синеглазого Под ложечкой у нас живет!»
Эти слова перекликаются с одним из стихотворений поэта, написанным примерно в то же время, но до недавнего времени не публиковавшегося: Пулеметного беса не выкурят ладаны:
Обронила Россия моленный платок.
И рассыпались косы грозою, пожарами,
Лебединую грудь взбороздил броневик.
Не ордой половецкой, не злыми татарами
Окровавлен священный родительский лик.
Схоронись в буреломе с дремучим валежником,
Обернися алмазом, подземной струей,
Чтоб на братской могиле прозябнуть подснежником,
Сочетая поэзию с тайной живой.
В творчестве Клюева звучит также другая животрепещущая для поэта тема — революция и религия. Известно, что он был противником официальной церкви. «Я не считаю себя православным, ненавижу казенного бога» — писал он А. Блоку в 1909 году. Поэт получил особое воспитание: в доме его было много рукописных и старопечатных книг религиозного содержания, мать учила его грамоте по Псалтырю, а в ранней юности он был послушником в Соловецком монастыре.
Понимая, что революции с религией не по пути, Клюев, действительно поначалу отдавший «свои искреннейшие песни революции», и сам пытался «презреть колыбельного Бога, жизнедательный отчий крест», но не мог этого сделать, коря потом себя за отступничество: «Родина, я грешен, грешен, богохульствуя и кляня!..»
Вот почему среди произведений Клюева 1919-20 годов немало таких, в которых он ищет и находит общее между современными революционным идеями и идеалами первых христиан. Именно поэтому его исключили из партии. В 1922 году в центральной печати появилась статья Троцкого о Клюеве, в которой поэт объявлялся «крепким стихотворным хозяином» и высокомерно отлучался от революции.
В ответ Николай Клюев напечатал под псевдонимом в газете «Трудовое слово» семь прозаических миниатюр, что называется, «на злобу дня». Все они относятся к жанру фельетона. В них раскрылся самобытный талант Клюева как сатирика-полемиста. Вот небольшой отрывок из такого фельетона: «Тьма в Вытегре большая, не только на улицах, но и в головах. Уличная тьма фонаря боится, а мрак, что голову мутит, фонарем, даже если его под глаз взбучишь, — не разгонишь».
На смерть Сергея Есенина Клюев откликнулся погребальным «Плачем…» Хорошо знавший и любивший Есенина, Клюев горюет о его душе почти по-матерински:
А у меня изба новая — Полати с подзором, божница неугасимая, Намел из подлавочья ярого слова я Тебе, мой совенок, птаха моя любимая! У Клюева был свой образ Есенина. «Олонецкому ведуну» виделся он «дитятком», чистым сельским «отроком», которому суждено стать жертвой города — чуждого, враждебного ему мира. И предчувствия Клюева оказались верны. Стало понятно, что поэзия народа, эта мощная духовная сила, очищающая и несущая свет и правду, не нужна была власть имущим:
«Куда ни стучался пастух — повсюду урчание брюх».
Только мне горюну — горынь-трава… Овдовел я без тебя, как печь без помяльца, Как без Настеньки горенка, где шелки да канва Караулят пустые нешитые пяльца!
Творчество Николая Клюева становилось для советской власти опасным. Многие годы поэт провел в сибирской ссылке и был расстрелян в 1937 году.
Ягода зреет для птичьего зоба,
Камень для веса и тяги земной,
Люди ж родятся для тесного фоба
С черною ночью, с докукой дневной.
Но погруженный во тьму, он воскрес, пришел к людям. Истинное — вечно!
С 1984 года на родине поэта, в Вытегре, ежегодно в октябре стали проводится Клюевские чтения и праздник Клюевской поэзии.